В статье «Об архитектуре нынешнего времени», в которой это слово повторяется тринадцать раз, воображение синонимично вдохновению и творчеству – например, о башне Кутуб-Минар сказано: «Я не знаю в мире башни, которая бы при простоте почти аттической столько дышала глубиною красоты, где бы воображение вылилось так чисто и величаво» (VIII, 68). Среди европейских стилей только готика удостаивается связей с воображением: «Готическая архитектура, та готическая архитектура, которая образовалась пред окончанием средних веков, есть явление такое, какого еще никогда не производил вкус и воображение человека» (XIII, 57). В контексте восточных дворцов, «великолепие которых изумительно» (VIII, 67), мотив воображения сближает готику с Востоком. Поэтому когда в статье «Последний день Помпеи» в характеристике кисти К. И. Брюллова появляется восточная образность, она воспринимается как продолжение той же восточной темы воображения: «В создании их он так же крепко и сильно правит своим воображением, как житель пустыни арабским бегуном своим» (VIII, 111).
Другой контекст понятия воображения – психологические и ментальные способности, «наше воображение», с помощью которого мы создаем новые образы, понимаем, удивляемся, как, например, в статье «Несколько слов о Пушкине»: «…то, что мы реже видим, всегда сильнее поражает наше воображение <…>» (VIII, 53), или продолжаем развивать чужую мысль: «…собственное воображение горит, расширяется и дополняет всё по такому же самому закону, который определил Шлецер одним всемогущим словом, иногда оно стремится еще далее, потому что ему указана смелая дорога» (VIII, 86).
В первой редакции статьи «Мысли о географии» понятие
Слог преподавателя должен быть увлекающий, живописный; все поразительные местоположения, великие явления природы, должны быть окинуты огненными красками. Что действует сильно на воображение, то нескоро выбьется из головы (§ 10).
Во второй редакции статьи в «Арабесках» понятие
Если в первой редакции статьи появление воображения было определено «ориенталистскими» истоками новой географии как таковой – контрасты мира подразумевались как контрасты Запада и Востока в широком смысле, то во второй редакции появившиеся два новых случая соотнесены с двумя новыми темами статьи – картографией и «подземной географией». Обе они были призваны в «Арабесках» восполнить потери, которые географическая статья потерпела в связи с отпочкованием от нее статьи «О преподавании всеобщей истории». Таким образом, новые темы географии появились как выражение чисто географической проблематики, и обе были связаны с визуальными аспектами географии: картографическими изображениями и картинами в речах преподавателя, которые давались только с помощью воображения.
Случай подземной географии, пожалуй, является наиболее известным фрагментом статьи «Мысли о географии» и представляет апофеоз географического и исторического воображения писателя: «Тут лежат погребенными целые цепи подземных лесов. Тут лежит в глубоком уединении раковина и уже превращается в мрамор. Тут дышат вечные огни, и от взрыва их изменяется поверхность земли» (VIII, 102). История земли, которую можно читать по геологическим слоям, понималась как наиболее древний период творения, и Гоголь с возвышенным пафосом говорит, что «душа сильнее чувствует великие дела творца» (VIII, 102).
Тема подземных исследований была очень популярной в начале XIX в. Например, в 12‐м выпуске «Московского вестника» за 1828 г. была напечатана рецензия на вышедшую в том же году в Лейпциге книгу «Подземный мир, или Основные мнения об удобообитаемой и обитаемой внутренности земного шара», где излагались различные научные теории о внутреннем содержании земного шара: