《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

На тех словах Малюта усмехнулся в рыжую бороду.

- Токма вякни что! – предупредил Алексей.

Скуратов пожал плечами да кивнул.

- Нет, Гришка. – вздохнул Басманов, обернувшись через плечо поглядеть – не подслушивает ли кто. – Неча пенять на Филипку. Царь звал его с Соловков ещё до того, как братию учинил.

- Всё верно ты толкуешь. – кивнул Скуратов. – Всё так и было. Всё ждал Филипку, ждал, письма слал, премного богатств в монастыри раздал, попов, этих, окаянных, помиловал. А всё чает государь наш беспокойный, что святой отец избавит его от тревог, наставит на путь истинный. Да токма иначе всё делается, иначе.

- Неужто не сытно тебе, Гриш? – спросил Басманов. – Не тепло? Али есть в чём нужда – так поди да возьми! На кой чёрт тебе нынче-то лезть-то с указами к государю?

- Да оттого, что Филипка уж поставит выбор пред Иоанном! – ответил Малюта. – И помяни моё слово, долго будет поп окутывать царя, наставляя на путь, драть его взахвост, праведный!

Басманов помотал головой, усмехнувшись себе в усы.

- Будто ты нрава государева не знаешь! Скорее уж реки обратятся вспять, нежели Иоанн прислушается к совету, так тем более попа.

- Смотри мне, Лёша. – пожал плечами Малюта. – Шоб потом не дивился, аки не толковали мы об этом!

Басманов кивнул, разведя руками, да на том и разошлись. Алексей поспешил переменить одежду, ибо сей ночью уж служба звала мчаться в Земские земли, потолковать по-свойски с казнокрадами.

Меж тем Фёдор было также готовиться к ночной службе, да не суждено уж. Подле его покоев ожидал босоногий крестьянин. Юный Басманов тотчас же свёл брови и тяжело вздохнул.

- Вас, Фёдор Алексеич, государь… - начал было холоп.

Юноша остановил его жестом, предугадывая речь эту.

«Верно, творится что-то неладное…» думалось Фёдору, покуда проходил он меж коридоров.

Рынды доложили о приходе Басманова, и с тем пропустили юношу в царские покои. Едва Фёдор переступил порог, его тело пробило жуткое чувство, которое не мог он обличить в слова. Оно сравнимо было с тем холодящим душу трепетом, когда ступаешь на тёмный лёд и слышишь страдальческий скрип льдин.

Иоанн стоял у окна в чёрном облачении. Руки его дрожали, но всяко дрожь та шла на убыль. В тусклом свете разглядел юноша пару сбитых костяшек на руке государя.

Невольно сглотнув, Фёдор отдал низкий поклон, да на то Иоанн не обратил взора своего. Лишь поднял руку, точно слепец, и не оборачиваясь указал на стол.

Басманов принялся вглядываться в множество очертаний предметов, что загромождали стол. Глубоко вздохнув, Фёдор принял сей жест как повеление наполнить кубки из кувшина, коий уж был наполовину пуст.

Юный опричник приблизился ко столу и принялся наливать тёмно-кровавое вино в чаши. Когда питьё ударилось с мягким плеском о драгоценные чаши, мрачный взор государя обратился на Фёдора, но царская фигура оставалась неподвижной.

Басманов поднял взгляд, не скрывая тревоги и волнения в светлых очах. Возможно, в то хотел верить юноша, но всяко ему показалось, что царский лик смягчился.

Иоанн принял чашу и перевёл взгляд на тёмное вино.

- Скажи мне, Федя... – после некоего молчания, изрёк государь, переводя взгляд на окно.

На улице темнело. Тени протягивали свои длинные полосы, рассекая двор, улочки и дороги. В куполах Москвы догорало закатное солнце.

Иоанн усмехнулся, скорее горько, нежели с веселием, да помотал головой, вновь переводя взгляд на Фёдора.

- Отчего явился ты к царю своему в таком виде? – царь указал на подол накидки юноша.

К ней, как и к сапогам, прицепилось премного могильной земли. Всяко, дорога отряхнула, но следы оставались.

- Не просто нести вам службу, добрый государь, не замаравшись. – ответил Фёдор.

- Во оно как… - произнёс Иоанн.

Царь отпил из своего кубка, затем обернулся к столу, сел в глубокое резное кресло и оставил чашу на столе, прямо поверх писем.

- Спой мне что-нибудь. – повелел царь, взяв перо и макая его в чернила.

- Ваша воля, добрый государь. – произнёс юноша, медленно приближаясь к столу и занимая место подле государя. – Но вижу я, что не за пеньем вы позвали меня, что душу вашу гложут тяжкие думы.

Иоанн вскинул бровь, обернувшись на юного опричника.

- Премного возомнил о себе, Басманов. – отрезал царь.

От тех слов Фёдор улыбнулся, будто бы скрывал и боле. Брови государя гневно сошлись, но прищур не был лишён любопытства.

- Право… - произнёс Фёдор, опираясь локтем о стол. – Дивлюсь я воле вашей, премудрый царь. Ежели бы сердцу вашему нынче нужен был покорный раб, покорный, но слепой, на кой же чёрт вы за мною послали? Ей-богу, я и платия переменить не успел!

- А всяко по речам твоим, - ответил Иоанн, - и впрямь не зришь ты, кто пред тобою.

Фёдор прищурился, точно вглядывался, напрягая очи свои.

- Ежели предо мною не государь мой, не великий князь, не свет наш, не месяц ясный, ежели предо мною лишь образ его лукавый, то и право, незряч я. – произнёс юноша.

Иоанн глядел на опричника, покуда тот говорил. Лишь Фёдор умолк, царь тяжело вздохнул, откинувшись в кресле своём.

- Что ж. – Иоанн сложил руки в замке. – Калеки да убогие всегда были мне по сердцу.

Фёдор усмехнулся.