《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Иоанн Васильевич на то лишь пожал плечами, да с тем и кивнул.

- А как же иначе, Федя? – спросил царь, откидывая на стол гусиное перо.

- Значится, царь-батюшка… - Фёдор положил рукопись на стол, - за то уж и смертная казнь нынче чиниться будет?

Иоанн кивнул, поджав губы, да развёл руками, будто бы то и не было в воле его.

- Значится, так. – кивнул царь.

Фёдор усмехнулся, мотая головой.

- Да притом, - продолжил Иоанн, - именно ты, Федя, и четвертуешь того клятого содомита.

Басманов пожал плечами да широко улыбнулся.

- Никогда, - произнёс юноша, приложив руку с своему пылкому сердцу, - ни разум мой, ни сердце, ни душа не станут противиться воле вашей, светлый, добрый государь мой.

Примечание к части Подайте на хлеб, люди добрые: https://www.donationalerts.com/r/jack_gelb

Земной поклон!

Примечание к части Подписывайтесь на телегу: https://t.me/lavkamyaso

и на группу с моими рисунками: https://vk.com/chase_dreams

Подайте на хлеб, люди добрые: https://www.donationalerts.com/r/jack_gelb

Земной поклон! Глава 3.6

На площадь пред Московским Кремлём согнался народ. С замираньем и трепетом внимали миряне приговору.

На помосте возвышался царский трон. Подле владыки стоял первый круг его опричников – Басман-отец, князь Вяземский да Хворостин. Малюта же держал цепных псов, что исходилися злобой яростной, но ныне не пришёл их час.

На самой же площади возвели ограду. То было защитой честного народа, да и преступнику подлому не было куда уйти. В той ограде четверо лихих наездников выжидали своего часа. Средь них были и Фёдор со Штаденом.

Голос Алексея Басманова разносился на всю площадь, и каждый внимал, с трепетом, страхом, а иные и в зверском предвкушении расправы.

- За сие прегрешения пред Богом нашим Иисусом и перед великим князем и царём Всея Руси, Иоанном Васильевичем, - оканчивал речь свою опричник, - Земским судом приговорён к преданию зверьми.

Лошадь под Фёдором будто бы внимала речи человеческой – всё водила ушами, да поглядывала на иных скакунов. Басманов удерживал буйный нрав своей Данки, покуда приговор не был зачтён.

Последнее слово не успело стихнуть, как резкий свист хлыстов рассёк воздух. Верно, лошади уж истомились в ожидании, оттого казнь свершилась быстро. Едва не единовременно всадники пустились вскачь, разорвав тело на части. Кровь хлынула от разрывов, окропив подол чёрных одеяний всадников.

Толпа охватилась многим шумом. Покуда лошади растаскивали куски плоти, оставляя на земле тёмный след, миряне стенали в ужасе, кричали али бились об ограду, точно силясь выглянуть, дабы больше узреть.

Не малым вниманием был объят и царь. Его пронзительный взор не походил на человеческий вовсе – в глубине его очей мерцал тот огонь, который охватывал душу Иоанна в приступах его ярости.

Упоение, которое снисходило на владыку при этих кровавых забавах подобились крепкому вину. В той обжигающей радости дух испытывал обжигающее сладострастие. Подобные приступы возвращались бессонными ночами, страшными видениями и горячим бредом, но без них царь точно задыхался, и сейчас он вбирал сполна.

Тем же временем на красных сапогах Фёдора заметно чернели пятна, да, верно, то и не заботило юношу. Лошадь под ним была разгорячена, и прыть её гнала вперёд и вперёд, что было подстать настрою всадника.

Данка, чуя на то дозволение, мчалась прямо к ограде. Уж пред самой оградой Басманов направил лошадь в сторону, и та помчалась по кругу.

Стоило лишь Фёдору ухватиться за гриву Данки, поближе к ушам, царь, не сводя всё то время глаз с юноши, заметно оживился. Жестокая радость окрасилась трепетной завороженностью.

Иоанн подпёр голову рукой, пристально глядя, как Фёдор пустился вскачь. Данка всё набирала скорость, да ловко уходила, ежели на пути её оказывался иной конь. После очередного оборота, Фёдор решился встать на ноги. Одной рукой он ещё держался за гриву лошади.

Штаден же, напротив – усмирял коня своего, ибо признавал ныне победу Фёдора в том негласном состязании, оттого и не стремился нынче перещеголять Басманова.

Царь перевёл взгляд на Скуратова, который всё лишь и выжидал знамения от государя. Малюта открыл ворота ограды, что сооружены были для гончих псов и спустил свору.

Собаки боязливо уклонялись от лошадиных копыт, но вместе с тем с остервенелым голодом бросались на куски плоти, которые лежали в пыли, поднятой всадниками, али волочились следом.

Едва Фёдор приготовился отпустить руку, Данка резко метнулась в сторону, ибо ей под ноги едва не бросилась псина. Лошадь тотчас же ушла, бросившись в сторону, и с того Басманов пошатнулся и крепко ухватился второй рукой за гриву.

Раздался громкий лошадиный ржач, от коего псы разбегались, вцепившись мёртвой хваткой в скудный кусок урванной плоти.

Свора уж забилась по углам, глодая кости. С одного краю ограды видно было, как две суки с порванными ушами и ломанными хвостами сцепились меж собой. В своей страшной вражде не приметили, как один из всадников зашиб их.

Собачий вой примешался к топоту копыт, криков и стенаний толпы и лошадиного ржача.