《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Было нынче премного знаков, кои твердили Фёдору сей ночью облачиться в длинный сарафан, расшитый дивными цветами да птицами. Их перья отливались отблесками, ибо речной жемчуг отвечал свету факелов.

Ни обмолвился царь ни словом ни о наряде юноши, ни о сладкой медовухе, но всяко то разумел Басманов, что пущай ныне он предстанет пред владыкой в таком виде. Мягкий шаг его слабым отголоском разносился по коридорам, миновав просторные залы, что пустовали в молчаливом мраке.

Рынды несли свой пост на страже царских покоев, когда юноша быстро да едва слышно приблизился к двери. Один из мужчин не сдержал ухмылки, второго же охватило смятение, ибо наряд уж и впрямь больно рябой был, да тем паче, что на юноше.

Всяко рынды безмолвно пропустили опричника в царские покои, ибо владыка уж ожидал его.

Басманов не прогадал, уповая на доброе расположение духа государя. Иоанн был облачён по-домашнему, да не без роскоши. Прямо поверх нательной льняной рубахи был накинут кафтан нараспашку. Золотые цветы на ниспадающем подоле царского облачения слабо пылали в отблеске свечей.

Иоанн поднял взгляд на вошедшего юношу и широко улыбнулся. Верно, владыка был застан врасплох, не ожидая ныне столь пышного наряда на своём слуге. Пока юноша плавно вошёл в комнату, царь с нескрываемой усладой любовался Фёдором.

Басманов не молвил ни слова, покуда опустил серебряный сосуд на стол, подле уж двух кубков.

Фёдор не поднимал взгляда, покуда разливал медовуху, и блеск его голубых глаз тонул под чёрными густыми ресницами, отчего взор вовсе делался бархатным. Иоанн отстранил руку от лица, коею подпирал голову в ожидании юноши, да откинулся назад в своём глубоком кресле.

Басманов исхитрялся поглядывать на Иоанна, и не будь царь зорок не по годам, те мимолётные взгляды могли остаться и вовсе без внимания.

Наконец, Фёдор наполнил чаши, да не спешил их подавать Иоанну. Заместо того юноша лишь поднял взгляд на царя и боле глядел не тайно, не украдкою. В том было много чувства, коие невозможно обличить в слова.

Что-то переменилось в царских очах, такая-то глубинная грань вдруг сделалась невыносимо жгущей, и вместе с тем предавало сей ночи, сему мигу премного неуловимого очарования, которое подобно жар-птице ослепляла, но не дано было отвести от неё взгляда.

Медленно владыка поднял руку свою, и Фёдор помедлил, точно с неохотой, взял кубки в руки. С уст Басманова сорвался глубокий вздох, покуда он неспешно обходил массивный дубовый стол.

Фёдор протянул царю его чашу. Иоанн сперва принял её, не дав юноше убрать своей руки, да затем отвёл в сторону, ставя кубок обратно на стол. Когда Фёдор выпустил из рук чашу, Иоанн не отнял руки своей. Трепетное поглаживание этой белой, по-девичьи нежной кожи сменилось цепкой хваткой.

Царь притянул юношу к себе. Опричник опёрся свободной рукой о спинку резного кресла, на котором восседал царь. Фёдор прикрыл глаза и хотел было поддаться вперёд, как ощутил хватку у своего затылка. То Иоанн оттянул его за тёмные пряди шёлковых волос.

В трепете и волненьи Басманов прикрыл глаза, откинув голову назад, ибо не было иного исхода, как не подчиниться царской воле.

Иоанн ощутил, как глубинное чувство поднимается в его душе, затмевая рассудок. Впервые припав устами к шее юноши, он ещё силился сдержать те соблазны, что отнимали его разум, но не боле.

Сладострастие, неведомое доныне, охватило его сердце и душу. Каждое прикосновение к тёплому бархату кожи, каждое горячее дыхание, каждая трепетная дрожь, пронизывающее всё юное тело Фёдора, взывали к тому огню, коий нынче воспылал в неукротимом жаре.

Иоанн отпустил волосы юноши, давая шёлку вороных прядей скользить меж его перстней, да лишь с тем, чтобы объять юношу вновь.

Фёдор опустил взгляд и объял рукою лик своего государя. То прикосновение привело владыку в трепет, коие ране он не мог испытать ни к одной из многих женщин, что делили с ним ложе.

Прикосновение Басманова точно обжигало, но Иоанн не сторонился того огня, напротив же – поддавался ему навстречу.

Слуга и владыка встретились взглядом. Черта давно была преступлена – их уста нашли друг друга, сомкнувшись в сладострастном поцелуе.

Юноша шикнул, поддавшись назад, и тотчас же прикрыл уста свои. Сведя брови, Фёдор поглядел на руку свою. На кончиках пальцев уж выступила кровь с рассечённой губы.

Басманов метнул взгляд, в коем уж полнились и смятение, и страх, но вместе с тем премного дерзновенной жажды и пылкой отчаянной страсти.

Фёдор вновь прильнул губами к устам владыки, да с таким рвением уж поддался вперёд, что Иоанн был прижат к спинке кресла, а кафтан уж спал ниц.

Отстранившись, Басманов приоткрыл глаза, оставляя бледные веки полуопущенными. Царь ощущал своей кожей томное, но с тем и тревожное дыхание юноши.

Иоанн провёл рукой телу юноши, находя сильный стан под девичьим одеянием. Едва Царь задрал подол лёгкой юбки, Фёдор принялся уж сам снимать долой сарафан, оставаясь лишь в нательной рубахе.

Под ней же юное крепкое тело дышало самой силой, самим великолепием. Иоанн обхватил юношу поперёк стана и в следующее же мгновение повалил на ложе.