Басманов вернул кувшин на полку, да принялся вглядываться в иные силуэты, что утопали во мраке. Выискал для себя иной сосуд, без единого изъяна. Основание его точно было объято пышными крылами лебедиными, а ручка гнулась лентой.
- Верно, тебе, как и мне, всё сон не идёт? – спросил Басманов, проходя мимо Грязнова.
Васька же не сводил взгляда с Фёдора, покуда тот выбирал себе сосуд попригожее.
Басманов уж достал свой нож из-за пояса. Сталь сверкнула слабым отблексом, и опричник поддел им крышку бочки с медовухой да зачерпнул сладкого напитка.
- Не много ль тебе? – едва ли не с заботой насторожился Васька. – Ты ж гляди, завтра нам ещё службу нести. Али спохмела по коням?
- И не такое спохмела учиняли, али запамятовал уж? – просто ответил Фёдор, пожав плечами. - Не идёт нынче сон вовсе.
- Уж то-то и мне не идёт никак. – усмехнулся Васька, слабо ударив по бутыли с водкой.
Та уж была пуста на треть, оттого и преисполнилась тихим звоном.
- Что ж, Вась, - молвил Басманов, взяв кувшин, - мы ж не видели тут друг друга средь ночи?
Грязной усмехнулся да принялся кивать головою.
- Обожди маленько, - ответил тот, взявшись вновь за бутыль, - и я впрямь развижу и тебя, и весь белый свет.
Фёдор улыбнулся, да с тем и разошёлся с Грязным. Васька уж и в самом деле быстро забылся, припав к водке. Невпервой Ваське было засыпать прямо на полу, прислонившись спиной к стене.
Дрожь пробила Ваську пред пробуждением. Не глядя Грязной уж оттолкнулся от незримых врагов, ударившись со всей дури о бочку.
Тотчас же осознанье стало мало-помалу возвращаться сквозь пелену похмелья. Васька встал, опершись рукой на бочку, да протёр глаза, силясь задержаться взглядом на нечто, поблёскивающее прямо пред ним.
- Да что за чёрт? – вопрошал сам себя же опричник.
Наконец, Грязной продрал глаза, да углядел, что пред ним лежал нож. Медленно возвращались к Ваське воспоминания о встрече с Федей, точно сквозь мутную завесу.
С неудовольствием опричник вздохнул, да делать неча – взял нож, да поплёлся к выходу, не забыв и опохмелиться.
Шатаясь, Грязной точно стряхивал с себя путы. Рассудок его вскоре переборол всякую слабость. Прямо сейчас в руках держал он то оружие, коим не раз похвалялся юноша, да то и было в порученье за то, что не привилось по пьяни Ваське ничего, что всё взаправду и было.
Поднялся Васька по лестнице, да побрёл по коридору к покоям Фёдора. Грязной резко уж навалился на дверь, не боясь разбудить Басманова, ибо недалёк был час садиться по коням да мчаться по указу царскому.
К удивленью Васьки, дверь не поддалась – была затворена.
- Пёс, нажрался и дрыхнешь? – Грязной принялся барабанить дверь.
- Не стучите, барин спит! – раздался тонкий голосок по ту сторону.
- От те раз! Я, значит, как холоп тут, таскаюсь за этакой светлостью, - возмутился Васька, - а он и отворить дверь не может! Отворяй, голубушка!
- Не могу, барин строго-настрого запретил! – ответила девчушка. – Наказал, что выпорет меня до полусмерти, ежели ослушаюсь!
- Дура ты набитая! Его самого выпорят, али ещё чего, ежели на службу не явится! – негодовал Грязной. – Да к тому же он чё, нож свой посеял!
- Барин, молю вас, оставьте его под дверью, да и всё том! Разбужу Фёдора Алексеича, и на службу явится!
- Да не хочет – пущай дрыхнет! Ять его, а, и ведь не раз перепивал меня, Басманский-то ублюдок… - бормотал под нос себе Грязной, опуская нож к двери. – И уж передай, голубушка, что Васька заходил, смотри мне!
- Всё передам, барин, всё передам! – залепетала девушка.
- От же угораздило его нарезаться нынче… - шикнул Васька, потирая затылок, да ступая уж восвояси. – Али вовсе не знал, что сбор нынче, что указ царский?...
В хмуром расположении духа спустился Васька в оружейную. Там уж братия облачалась в кольчуги, да затачивали шашки али секиры.
Поодаль ото всех сидел Штаден, осмоляя факела. Когда Грязной зашёл в палату, чужеземец поднял серые глаза на вошедшего, точно ждал кого-то, да об том не мудрено и смекнуть, кого ж чаял повстречать чужеземец. Очевидно, латин знал не боле остальных.
«Неужто Федька один нажрался?» думалось Ваське, ибо Андрей-немец не выглядел похмельно, да к тому же не несло от него ни водкой, ни чем иным.
- С Федькою, часом, нигде не пересёкся? – вдруг раздалось за спиною Грязного, да плечо опустилось под тяжёлой ручищей Басмана-отца.
Неча было отнеткиваться, всё и выложил Васька, как помнил сию ночь да утро.
…
Фёдор разошёлся ночью с Грязным, пребывая в неком волнении, в коем признаться и самому себе не смел.
Не впервой было юноше на потеху царя, да и на свою потеху, чего уж таить? – рядиться, да развлекать великого владыку. Фёдор придавался веселию с рвением и пламенем, присущей исмаилитским кровям его, горячим и буйным.
Не впервой было Басманову являться в царские покои в поздний час. За время службы изучил опричник для себя, как звучит ярость али, напротив, благостное веселие в голосе Иоанна, даже ежели государь скрывает свои намеренья за холодом и строгостью речи своей.