《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Незнакомец подошёл к величавому великану, да с коротким поклоном отдал письмо. Здоровяк метнул нож в ящик – оружие вошло едва ли не по самую рукоять, а яблоко бросил на пол.

Вытершись о штанину из грубой материи, он вернул письмо своему слуге, а сам же подошёл к Фёдору. Здоровяк присвистнул, и ему подали пустой ящик, на который сел, пристально разглядывая Басманова.

- Нет, право! – усмехнулся мужчина, подавшись назад, да упёрся руками о колени. – Видать, Ванька решил меня разжалобить, подсылая ко мне совсем уж детей! Скокма тебе, голубчик?

- Да уж семнадцать. – ответил Басманов.

- И чьих это ты такой красивый? – спросил мужчина.

- Согорских же. Иван Степаныч. – ответил Фёдор, и тут же смолк.

Мужчина подался вперёд, отвёл прядь волос Басманова, да принялся рассматривать серьгу.

- Вот коли царь сразу бы тебя на переговоры послал, то совсем другое дело было бы. – усмехнулся мужчина, грубо снимая серьгу.

Фёдор стиснул зубы и прикрыл глаза, чувствуя, как горячая струйка крови ползёт по его шее.

- Борь! – мужчина кинул серьгу своему слуге, и тот её поймал, да отошёл к свету разглядывать украшение.

Повисло тяжёлое молчание. Луговский, а именно им и являлся этот здоровяк, не сводил глаз с Фёдора. Юноша же мельком оглядывался, пытаясь что приметить.

Каменный пол заложен был, верно, много лет назад – в расщелины меж камней уж позабивался мох. Помещение походило на склад – всюду стояли ящики да тюки, маленькие окна прибились совсем высоко. В окнах что и было видно – так ясное небо, не боле. Тут приметного ничего не сыскать.

Борис кивнул, возвращая серьгу Михаилу. Луговский тяжело вздохнул, потирая украшение в своих ручищах.

- Ты мне нравишься, так что можем коротко со всем покончить. – молвил Михаил, подавшись вперёд.

Фёдор поглядел на Луговского.

- Называйся, чьих ты. – приказал Михаил.

Басманов сглотнул, стиснув зубы. Их взгляды встретились.

Ответа всё не было. Луговский поджал губы, поднимаясь со своего места, да махнул двоим людям, что стояли за спиной Фёдора.

Когда Басманова уволокли прочь, Луговский подозвал жестом своего слугу.

- У нас мало времени. – тихо произнёс Борис.

Михаил кивнул, глубоко вздыхая.

- Я пока не решил. – задумчиво молвил Луговский.

Борис с поклоном покинул залу, да спустился по сырой скользкой лестнице вниз, в погреб.

…

Вяземский сидел, сложив ладони перед собой. Могло показаться, что он молится, но пред ним не было ни святых образов, ни креста. Право, он не просил уже нынче ничего, но просто глядел в стену пред собой вот уже час.

Он не обращал внимания на рану в ноге, полученную при стычке у того злосчастного кабака. Кровь ещё шла, как бы туго крепостные не перетягивали рану.

Нынче все мысли будто покинули рассудок Вяземского, и наступило холодное смирение. Он поднялся, точно безумный лунатик, да ноги сами понесли его к покоям, где держался Пальский.

Афанасий улыбнулся, покуда очи его покинул всякий рассудок.

- Сдохла дочь твоя. – с порогу молвил Вяземский. – И я даже не припомню, как давно – мрут, как мухи!

Димитрий хмуро глядел исподлобья на опричника, горько усмехнулся, поджав губы. Пальский поднял голову вверх, силясь побороть ком, подступающий к горлу, и вместе с тем его наполнила необъяснимая тихая тёплая радость.

- Она уж отмучилась. – еле слышно прошептал Пальский.

Афанасий едва повёл головой.

- А тебе ещё ответ перед царём держать. – добавил Димитрий, и тотчас же Вяземский дважды приложил пленника головой о стену.

- Будто бы ты избежишь своего приговора! – Афанасий со злостью пнул Пальского живот, да вышел из покоев.

…

Холодный скользкий пол подземелья блестел от тусклого света единственного факела, что снесли в погреб.

С Фёдора сняли рубаху, развели руки в стороны. На рёбрах уже выступили красные следы, ноги сводило судорога. Борис сплюнул на пол и поднял лицо Басманова, схватил его за волосы.

- Выкладывай, мразь! – сквозь стиснутые зубы приказывал Борис.

Ответом было лишь тяжкое дыхание.

Борис цокнул, грубо отпустив голову Фёдора. Юноше не хватало сил держать её.

- Как знаешь, сукин сын! – произнёс Борис, покуда подручные его обвязывали руки Фёдора.

Перекинув другой конец верёвки через крюк на потолке, подвесили Басманова, что тот едва касался ногами земли.

Борис взялся за кнут, принявшись злостно пороть. Голос Фёдора уж сорвался до сиплого хрипу. Когда его безвольная голова уж ниспадала на грудь, ему подносили едкий запах, да пробуждали, бив по щекам.

Красные полосы окропили спину Басманова. Горячая кровь выступала из ран, по которым вновь и вновь бил кнут, обжигая огнём.

- Ну как вы, народ? – раздался басистый раскат Луговского. Здоровая фигура князя едва проходила в узких проходах. Он поставил у входа высокий серебряный кувшин с водой да холщовый мешок.

Сам же князь прошёлся по погребу, уперев руки в боки. Стены точно нависали над самим Луговским. Он едва не задевал головою крюки, вделанные в потолок.

Борис вздохнул, пожав плечами.

- Эй, живой? – Михаил окрикнул Фёдора, да обходя к нему.