Парень вёл под уздцы царскую лошадь, покуда Данка вольно резвилась без хозяина. Фёдор украдкою, с тихой завистью глядел, как любимица его придаётся ретивости своей. Уж извалялась лошадь в траве, местами пожелтевшей к осени, и пронеслась вдоль высоких белых стен Кремля, и всё удаль не угасала в ней.
Царская же гнедая лошадь плавно ступала, не резвясь и не суетясь, точно подобилась во всём нынче нраву госпожи своей.
Услышав возглас Марии, Фёдор вскинул бровь, да пожал плечами.
- Не подскажите ли, Фёдор Алексеич, вам лет сколько полных? – молвила царица чуть погодя.
- Уж семнадцать весною исполнилось. – ответил юноша.
Голос его был лёгок да беззаботен.
- А царю-батюшке, Иоанну Васильевичу нашему ненаглядному уж… уж что получается? Третий десяток пошёл? – Мария чуть вскинула голову, укрытую расшитым платком к небесам, якобы уж силилась припомнить. – Стало быть, уж вдвое владыка старше тебя?
- Стало быть. – просто молвил Фёдор, пожав плечами.
Едва он молвил то, как усмехнулся, мотнув головою, подняв лицо к небу.
- И впрямь так. – добавил Басманов, пресветло улыбаясь своим мыслям.
Глубокий вздох сошёл с его алых губ, покуда придавался он своим мыслям. Фёдор принялся тихо насвистывать простецкую песенку, которую сызмальства выучился играть да петь.
Мария слушала игривую, ладную мелодию, как вдруг прервала её тяжким вздохом, в коем звучало премного горького сожаления.
- Забила бы тебя, будь ты не из братии. – молвила царица, да мечтательно оглядела знакомые окрестности кремля. – Как драла всякую дрянь, забывшую о стыде.
- Нам обоим же, премудрая государыня, доподлинно известно, что того вам не даст свершить владыка. – ответил опричник, и лукавая улыбка вновь озарила его уста.
- Неужто в тебе-то, Басманский сын, нету вовсе ни капли гордости, раз уж поступился ты с мужскою природою своей? Ну-ка, сознавайся – небось, царь силою брал тебя? – вопрошала Мария.
- Никак в толк не возьму вашей ревности, государыня. – произнёс Фёдор.
Царица усмехнулась, да голос её будто бы дрогнул в волнении.
– Неужто вы и впрямь любите светлого своего супруга? – насмешка в голосе опричника граничила с истинною жестокостью, притом облачённое в снисходительную жалость али огорчение.
Мария себе не могла на то ответить за все годы супружества своего. Слишком переменчив был владыка, не поспевала супруга за гневом его, али ласкою – одно переменяло другое, обжигая, точно хлёсткая плеть.
Нынче же с супругом всё больше было разладу, и царица неволею обхватила себя за локоть, припоминая премногое зло, что сносила она от супруга.
- Столь жестокосердного, гневливого самодура, как светлый наш владыка, возможно ль любить? – вопрошала Мария, а руки её меж тем вцепились кулаками в поводья.
То не ускользнуло от пылкого взору юного опричника, да чай, Фёдору хватило благоразумия принять виду, будто бы ничего и не видел.
- А ежели и впрямь кто полюбит царя нашего грозного, за того бедолагу и впрямь готова я молиться на воскресной службе. – добавила Мария, и голос её будто бы и впрямь сделался беспечнее.
На беду царицы, юноша был не по годам прозорлив, да к тому же изучился при дворе слышать эту едва уловимую дрожь, точно лазейку в неприступной стене.
Ясно далось парню, что царица не пуститься до страшного унижения, и выложить начистоту все тревоги свои уж для неё равносильно гибели. Было жестокое упоение в чужой ревности. Фёдор бы нашёл усладу в этих словах, не будь он столь искренне и всецело предан государю.
Басманов в ответ лишь пожал плечами, обернувшись на Данку. Лошадь малость отстранилась от них, и пошла носиться своею дорогою. Столь много было сил да рвения, любо-дорого глядеть. Давно сошла с тропинки, да всё резвилась средь подсушенной жарким летом поросли.
- Уж не думаешь же ты, Феденька, будто бы государь-то любит тебя? – спросила Мария, наклонивши голову свою, да заглядывая в белое лицо царёва любимца.
Басманов широко улыбнулся, вскинув красноречивый взор на государыню. Ей ничуть не удалось задеть юношу.
- Видать, чем-то да приглянулся. – молвил юноша, поглядывая на руку свою белоснежную.
Уж и лето прошло – а всяко никак не опалась кожа Басманова. На белых пальцах поблёскивали прещедрые дары государя, и средь них красовался дар особой ценности. Крупное кольцо с царскою печатью уж больно приметно было - даже на большом пальце гляделось малость великоватым.
Фёдор горделиво улыбнулся, воочию созерцая знак царской любви да веры. Басманов наискось поднял взор на государыню. Не могла она вновь не приметить, сколь щедро одарен царёв любимец, как не могла и смириться с доселе невиданною злобою, что поднималась в её сердце.
- Да и право? Али есть мне какая разница с того? – произнёс Фёдор, поглядывая куда-то вдаль, будто бы выискивая Данку. - Любит али ненавидит – всё одно. Во власти я его, отныне и вовек.
После сих слов парень продолжил насвистывать. Мария вскинула смольные брови, поглядывая из седла на юного опричника.