《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Раздалось невнятное ворчание, в коем нельзя разобрать было толком никакой разумной речи. Вразумев, кто пред ним, Фёдор выдохнул, проведя рукой по лицу своему. Пару мгновений юноша провожал негу, окутавшую его нежным теплом. Басманов несколько раз потянулся, покуда Варвара оставалась во власти крепкого сна – лежала юная жена на боку, поджав одеяло плотно к груди своей, и едва-едва слышно было её дыхание.

Генрих тихо присвистнул, расправляя Варькину сорочку да поднося её к слабому свету ранней зари, что лился из окна – уж сложно было не приметить красных пятен. То было верным сведеньем к тому, что невеста была взаправду чиста, то было верным сведеньем к гордости.

Басманов приложил палец к губам, вставая с постели, и то, с явною неохотой. Юноша потёр глаза, сгоняя всякий сон, да бросил взор к изножию кровати, откуда свисали рубаха да кафтан. Фёдор прихватил одеяние своё, малость поискавши пояс - тот ниспал на пол, и ранних сумерках едва приметен был, да наспех вышел со Штаденом, оставив Варвару в опочивальне.

Басманов зевнул да вновь потянулся, едва они в коридор вышли, а затем оглядел немца привычным прищуром своим, почёсывая затылок.

Генрих усмехнулся, потрепав друга по голове, и, право, зазря – итак Фёдор растреплен был немало спросонья. Басманов недовольно шикнул да отвёл голову стороной, прибрав волосы, сколь было на сей раз возможно, да кивнул на коридор, к лестнице.

Проходя мимо одной из опочивален, Фёдор хмуро свёл брови. Будто не веривши очам своим, юноша стал на месте, пущай, что Генрих ушёл вперёд.

Одна из дверей была приотворена. То были светлые покои с богатым убранством - резною мебелью да расшитыми покрывалами. Белые занавесы подрагивали от дыхания ветра. Окна не затворялись – верно, крестьянские всё не заходили сюда со вчерашнего дня. Постель была не тронута - узорное покрывало лежало ровно, без единой складки.

Тревожные мысли, сомнения вольны быстро выдворять всякую дремоту али сонность с уму-разуму. Оттого нынче Басманов и пробудился окончательно - взгляд его наполнился трезвенной ясностью, покуда оглядывал опочивальню, стараясь приметить хоть робкое знамение людского присутствия. Убедился же Фёдор, что тщетны чаяния его, поджал губы и обернулся в коридор, где уж немец приметил смятение друга своего.

- Где царе? – вопрошал Басманов, опираясь на дверной косяк.

- Ещё нощью воротился в столицу со Скуратовым. – молвил Генрих.

Фёдор поджал губу да потёр затылок. Белые пальцы юноши принялись барабанить о дверной косяк.

- И притом, - добавил немец, поглядывая, не подслушивают ли их лишние уши, - верно, великий князь не в духе пребывал накануне. И велел передать тебе, мол, не даст он тебе отпуску со службы, свадьбу доигрывать да на медовый месяц.

Фёдор закатил глаза, да всплеснул руками, недовольно цокнув.

- Да больно надо! – вздохнул Басманов, и пущай на устах его теплилась светлая улыбка, глаза не утратили смятения.

Фёдор вновь оглядел покои, уготованные для самого государя, точно тот взгляд мог что-то переменить. Последний беглый взор метнулся по опочивальне, прежде чем юный Басманов затворил за собой дверь.

Мгновение, и Фёдор точно вновь собрался с мыслями.

- Что ж… - молвил юноша, веля Генриху жестом следовать за собой.

Немец повиновался – уж больно много удали предалось Фёдору, едва дверь была затворена.

…

Небо прикрылось серыми облаками, пряча где-то в глубине своей летную ясную лазурь. Над поместьем раскинулась холодная тень, когда Генрих и Фёдор шли мимо скотного двора. С реки веяли ветра, уж дышавшие ранней осенью.

Отсюда видны были редкие пожелтевшие листья, что опали с лип на водную гладь. Мерное течение плавно несло их вдоль берега, где безо всякой привязи али присмотру гуляли лошади молодых опричников.

Раздался окрик.

- Фёдор Алексеич! – донеслось со стороны скотного двора.

Басманов оживился, заслышав знакомый голос своей няньки Фроси. Юноша обернулся да помахал тотчас же рослой женщине в пёстрой косынке. Её пёстрая юбка малость притемнилась с самого краю, покуда свежая роса цеплялась за подол.

Фёдор добро улыбнулся, да пошёл навстречу к кормилице, покуда Генрих оставался в стороне.

Крестьянка вела на привязи чёрного козла, который ступал неумело, будто бы вчера родился, несмотря на то, что скотинка был упитан да здоровым уж. Не иначе, как лет шесть ему, али ещё больше.

Фёдор улыбнулся, будучи премного рад увидеть крестьянку, да затем покосился на козла.

- Эйто вам, Алексеич. – кивнула Фрося, читая негласный вопрос юноши. – Подарок по женитьбе твоей.

- И кто ж лишь на второй день подоспел? – спросил Басманов, подавшись вперёд, да уперев руки в колени.

Принялся Басманов оглядывая дарёного козла. Добротный был козлина – неча сказать. Шерсть чёрная лоснилась, не было в ней впутано никакого сору. Глаза, точно густого мёду преисполнены, прехитро глядели, поддёрнутые влажным блеском.

Фёдор плавно опустил руку промеж рогов, поглаживая козлиную башку.