Наконец, Фёдор, всё же веря своему рассудку, мотнул головою, воочию не узрев ничего. С уст владыки сорвался облегчённый вздох, и он, прикрыв глаза, вслепую принялся искать опору, когда тёплые руки Басманова обхватили его под локоть, да увлекли владыку ко второму креслу, что было приставлено ближе к окну.
Иоанн опустился в него, давая Фёдору направить себя. Откинувши голову назад, царь вновь глубоко вздохнул.
- Как Варя? – всё так же тихо, но много более спокойнее произнёс Иоанн.
Фёдор мягко улыбнулся, мотая головою.
- Она славная. – сухо ответил Басманов.
- Не любишь её – в том твоё счастье. – молвил царь. – Опосля соразумеешь словам моим.
Юноша глядел на владыку, стараясь уловить всё то, что гложет душу царскую.
- Женился я впервой, будучи в твоих летах. – протянул Иоанн, глядя куда-то в потолок.
Уста его малость озарились теплом, нежным и чистым, но вскоре лик сделался поистине скорбным. Юноша осторожно положил руку на царское плечо, заглядывая в глаза Иоанна, точно испрашивая на то дозволенье.
- Будучи юнцом наивным уверовал – жениться надобно по любви и токма. Нынче же… - Иоанн усмехнулся, точно заслышал нелепую глупость, да рукою ухватился за сердце. – Нынче же доподлинно знаю, что всё как раз иначе. И не было другого пути познать мне то, как утративши всё.
Иоанн ощутил, как рука его окружается мягким теплом. Он опустил взор, коий мало-помалу прояснялся, измученный духами нечистыми. Нынче подле царя стоял Фёдор, опустившись на колено. Белые руки юноши облекли царскую длань в нежные объятья свои.
Басманов притянул к себе кисть владыки, в трепетной заботе растирая её, ибо царские руки преисполнились холода пуще обычного.
- Всё проходит, - молвил бархатным полушёпотом Фёдор, прильнув к холодной кисти щекою, - али не так?
Иоанн ответил на то мягким поглаживанием, и в том прикосновении был особый трепет. Это мирное, спокойное чувство, расстилающиеся в душе Иоанна от одного только взгляда этих лазурных глаз, было откровением для самого царя.
Фёдор поднял взгляд и поддался вперёд, прикрывая глаза. Юноша ощутил мягкое прикосновение к своему затылку. Иоанн привлёк его к себе, но не с поцелуем, а лишь припал лбом ко лбу, нежно поглаживая смольные волны волос.
Царские уста прошептали что-то, едва-едва слышное, а то и вовсе без голоса, но Фёдор вник каждому слову. Юноша коротко кивнул, положив свою руку поверх руки Иоанна.
В ту ночь Фёдор возлёг с царём. Иоанн, растерзанный виденьями прошлого, нынче нуждался в Басманове, как никогда. Владыка заключил юношу в свои объятья, и большей близости али страсти желать не мог. Сегодня ни владыка, ни Фёдор, не жаждали придаваться страсти. Притом же, в этот тихий вечер, впервые дыхнувший осеннею прохладой, оба почувствовали близость, о коей Фёдор ещё и не дерзил мечтать, а царь уж отчаялся найти.
Тихий бархатистый шёпот Фёдора даровал владыке крепкий, мирный сон. Завидев, наконец, безмятежность и благое спокойствие на царском лике, Басманов сонно улыбнулся – уж и самого клонило в сон. Сквозь настигшую дремоту, Иоанн почувствовал мягкий тёплый поцелуй в лоб.
…
Робкий серый свет лился из окна царской опочивальни. Фёдор глубоко вздохнул, проснувшись в то тихое утро. Юноша не спешил покидать тёплую постелю, как не спешил же отстраняться от объятий Иоанна.
Басманов прикрыл сонные веки, точно пытался вновь придаться сладкому сну. Но дремота всё отступала и отступала.
Фёдор вновь открыл веки. Покои гляделись непривычными, залитые даже тем малым светом, что нынче было уготовано небесами. Юноша трепетно убрал с плеча своего царскую руку – покойную, расслабленную безмятежным сном.
Сев в постеле, Фёдор потянулся, да оглянулся через плечо на Иоанна. На губах Басманова блеснула светлая улыбка. Редко видел юноша, чтобы Иоанн придавался столь крепкому сну. Зачастую, отверзнув очи свои, молодой опричник заставал владыку уже в трудах, али вовсе не заставал его.
Нынче же безмятежность окутала Иоанна благодатным сном. Его грудь мерно вздымалась, и глубокое дыхание едва отдавалось низким отзвуком.
Едва ли кто при дворе мог узреть царский лик, не скованный тревогами, яростью али неистовством, гневливостью али жестокостью. И в сей ранний час, покуда владыка не вырвался из мира грёз разумом, его лицо оставалось блаженно мирным.
Помнил Фёдор тревоги в царских очах накануне, а ныне всякая суета, всё рассеялось. Фёдор хотел предаться льстивой мысли, мол, в том всецело лишь заслуга самого Фёдора. Будучи искушённым гордецом, Басманов всё равно сохранял премного благоразумия, и оградился от тех лукавых домыслов, пущай они его и знатно занимали.
Фёдор встал с кровати да принялся одеваться. В покоях уж воцарился холод, коего юноша не испытывал доселе. Басманову пришлось растереть свои руки, чтобы малость согреться, да вскоре свыкся с тем. Чай, не январские морозы же!
Первым же, что попалось взору Басманскому – то многие труды и рукописи, расстилающиеся бессчётными листами по столу. Книги распахнулись, преграждая друг друга, точно кроны деревьев в диких чащах укрывают друг друга, силясь выше вздеться к солнцу.