Генрих сидел чуть поодаль, разложив на своём столе записки от купцов, счёты и несколько кошелей. Немец безмолвно скользил взглядам со строки на строку, перекидывая бусины счётов.
По правую руку стоял кубок сладкого мёду, и стоило ему опустошиться боле, чем наполовину, Алёна, обходя Генриха со стороны, доливала что немцу, что Фёдору.
Пёс, взятый для охраны кабака, сидел в ногах Генриха, изредка водя ушами, вернее, их основанием. Генрих зачастую кормил пса со стола, оттого зверюга давно уж переменилась. Проплешины на боках заросли густой шерстью, скрывая шрамы и рубцы. Если раньше пёс выглядел до жалости доходяжным, то нынче уж не каждую кость бросался глодать.
Покуда протекал вечер, да близился полночный час, дождь не намеревался стихать, а лишь с большею и большею яростью ломился в окна и двери.
- Ступай, уж отдохни. – молвил Генрих, когда Алёна вновь обходила с тем, чтобы наполнить кубок немца. – Я скоро подойду.
Девушка положила руку на плечо опричника, и, слегка потрепав его, поцеловала Штадена в висок. Фёдор нарочно глядел в потолок, да всяко поглядывал краем глаза, а по сему и улыбнулся по-доброму, вовсе беззлобно.
Безо всякой зависти али злого умыслу, полюбилась Алёна Басманову, и тем паче уж полюбилась с того, что на Штадене преславно общество её сказывалось. Девицею она была славной, у Агаши изучилась на воспитании всякому врачеванию. Чего-чего, а этому знанию всяко было преполезно изучиться, как и поступал Генрих, иной раз диву даваясь от наставления да совету Алёниного.
Силились уж и свести рубцы на лице Штадена - хотя бы самые приметные, да не сказать, что без толку - всяко сделались раны да отметины боевые менее приметными.
Уж девица ступила к ступеням, утопающие в полумраке кабака.
- Фёдору Алексеичу стелить? – спросила Алёна, обернувшись чрез плечо с лестницы.
- Стелить вам, Алексеич? – молвил Генрих, глядя исподлобья на друга своего.
Юный Басманов сперва сел на столе, откладывая гусли, а затем и спрыгнул со стола, оправляя подол одеяния. Фёдор ударил себя в грудь, откланявшись.
- Чай, не могу остаться. – произнёс юноша, едва ли не торжественно.
- Там дождь стеной. – предупредил Генрих, да по голосу его слышно было, что нет у него никакой охоты спорить да препираться.
И без ухмылки Фёдора ясно было, что Басманов уж решился воротиться в кремль, и не разубедить его в том.
Конюшие при дворе уж промокли насквозь, принимая лошадь Фёдора. Дивились меж собой крестьяне, уж не ожидая, что в такую-то непогоду кто помчится. Пущай же Фёдор проделал и короткий путь – не так уж и далёко был кабак немца, но всяко той дороги хватало, чтобы измокнуть насквозь. Притом, летнее тепло давно остыло, и то был настоящий холодный ливень, но несмотря на лютую непогоду, молодой опричник ничуть не жалел о своём решении.
Он явился во дворец, преисполненный неясного, но безмерно пылкого чувства. Вода с него стекала ручьём, пущай, что юноша не раз и не два выжимал свои волосы да подол кафтана. Дрожь пробила волною всё тело опричника, а затем по телу разлилось бодрящее тепло.
Фёдор, едва переступив порог, принялся прямо на ходу расстёгивать свой кафтан, широким да бойким шагом пресекая коридор. Едва юноша приметил холопа, тотчас щёлкнул перстами, подзывая его к себе.
- Высушить, да в мои покои воротить. – повелел Фёдор, на ходу кинув в крестьянина одеянием, знатно отяжелевшим с ливня.
Юноша уж издалека заслышал шум застолья.
«От же черти, без меня пируют!» ухмыльнулся Фёдор, заводя волосы с лица своего.
…
Ливень за окном заглушала музыка, звон кубков и раскатистый грубый смех братии. Нынче гуляли на славу, да всяко пир едва ли трогал душу Иоанна. Сквозь громкий смех, да заливистые розыгрыши музыкантов, царский слух пробирался к широким окнам, по которым бился неистовый ливень.
Иоанн постукивал пальцами по подлокотнику, глядя холодным взором пред собой. Его не веселили песни, не трогала молва опричников. Пестрота скоморох мешалась в одно целое неделимое пятно. Та сущность, гремя и распеваясь, точно облако, рассеивалась по всей палате сразу, точно старалась заполонить собою всю залу.
Утомлённый взор Иоанна медленно блуждал по зале, покуда слух улавливал обрывки разговоров, как на пороге явилась фигура, столь близкая сердцу владыки. Иоанну хватило мимолётного ускользающего средь мельтешащих скоморох силуэта, чтобы разгадать в нём Фёдора.
Юноша на ходу выхватил у стольника чистое полотенце и отёр им волосы, оглядывая пирушку. Один за другим опричники примечали появление юного Басманова, пущай Фёдор и столь уж громко возвещал о столь великой радости, как его собственное прибытие ко пиру. Бросил юноша полотенце белое прямо на пол, заведя волосы назад.
Молодой опричник продолжал окидывать беглым взглядом всю залу, пышущую алчным веселием, когда Иоанн и Фёдор нашли взгляд друг друга.