《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

И впрямь, то не походило на обычный пыл, охватывающий старинных друзей, али раздобренных господ. Тот поцелуй длился и впрямь боле, нежели полагалось, нежели было дозволено.

Едва отстранившись, Фёдор что-то коротко молвил на ухо Иоанну, и владыке пришлись по сердцу сие слова. Царь медленно кивнул, внимая речам Басманова.

Василий отпил душистого мёду да свёл брови, сам того не заметив. Разнузданность зятя на пиру не была ему в новинку – чай, не первой глядит на Фёдора, ведомого забавами да потехами. Ведомо было, на каком счету у царя Басмановы, притом оба.

Всё вроде и ладно, да отчего не ложилося всё, видать, на пьяну головушку уж. Всяко, Сицкий скоро отогнал от себя всякие думы, и предался со славною братией крамольным песням, во всё горло распевая куплет за куплетом.

…

Такого славного да удалого застолия давно не помнил Василий. Крепкий мёд из царских погребов оседал грузной тяжестью в висках.

Крестьянский парнишка – славный-малый Стёпка-заика, - проводил князя до уготованных ему покоев. Раскланявшись, холоп испросил, не надо ли чего барину, на чём Василий отпустил Стёпку.

Переступив порог, Василий малость подивился, завидев в опочивальне крестьянку. Женщина обернулась через плечо, перестав взбивать перины, и тотчас же откланялась князю.

- Полно, полно! – молвил Сицкий, широко зевнув, да тряхнув руками. – Ступай себе.

- Наказано мне испросить, княже… - замялась Глаша. – Ежели чем могу услужить…

Князь поглядел на женщину, хмуро сведя брови.

- Это ж чем ещё? – вопрошал будто бы сам себя Василий.

Неволею он оглядел покои – уж всё было прибрано да застелено, и, право, не было ему никакой нужды, кроме как уж забыться во сне.

Глаша приблизилась, заминая в руках край своего передника. Только сейчас Василий приметил нехилую отметину – под глазом, да у брови всё не сошли следы от давних побоев.

Сицкий и без того уже нахмурился, а как Глаша шепнула ему всего пару слов, так и вовсе отшатнулся в сторону. Лицо его исказили негодование, едва ли не ярость.

- Окстись, баба ты распутная! – бросил Василий. – Женатый я.

Князь поднял руку, где почтенно блистало старое, да верное кольцо.

- Они все женатые. – горько усмехнулась Глаша, пробормотав это себе под нос, чтобы барин не слыхал. – Доброй ночи, княже, мир вам!

С теми словами крестьянка раскланялась, оставив Василия.

Князь рухнул в постелю, и его срубило в мертвецкий сон. В ту ночь ему не являлись никакие видения, разум и тело всецело внимали безмолвному покою.

Никто не посмел тревожить гостя, покуда сам Сицкий не пробудился ближе к полудню. Обрывки вчерашнего застолия отдавались сейчас яркими вспышками. Пьяный смех, раскатистые песни, трели скорошьих гудков да дудок. Пёстрою вспышкой пронёсся образ, будто бы взаправду девка, да глядит лукаво так, что и впрямь не верил Василий - али то спьяну привиделось?

Князь сладостно потянулся, отходя от глубокого сна и потёр затылок. За окном уже встало солнце – уж и право поздний час для пробуждения.

Подле покоев прямо на каменном полу сидел парнишка из крестьянских. Едва Василий отворил дверь, холоп тотчас же подскочил, точно ошпаренный, да забормотал нескладным говором, мол, тотчас же пошлёт за водою да горячим кушаньем для барина.

Сицкий кивнул, в надежде, что верно истолковал холопскую речь. Воротившись в покои, князь сел обратно на постель, да провёл рукою по лицу.

Ум его мало по малу оживал, и за тем Василий и не заметил, как прошло – уж и право, скокма времени? Да в дверь постучались.

- Входи уж! – ответил князь, разминая шею.

Дверь отворилась, вошли двое холопов, неся в руках кувшин с водой, с холодным квасом, поднос с горячей похлёбкой и ломтями ржаного хлеба. Помимо крестьян, в покои зашёл Малюта. Опричник с порога отдал поклон князю.

Василий был малость удивлён, что сам опричник пришёл нынче проведать его, да всяко ответил кивком, положив руку на грудь.

Холопы расставили кушания, да спешно пошли прочь, с опаской поглядывая на Малюту.

- Как сон твой, княже? – спросил Григорий.

Василий указал на скамью, приставленную к стене, чтобы Скуратов сел подле него – то Малюта и сделал.

- Славно, славно, – закивал Сицкий, приступаясь к еде.

- От и здорово, – молвил опричник, почёсывая бороду. – И впрямь отрадно глядеть, как ты с Федей нашим поладил. Малец без батьки и в самом деле чем-то переменился. Ежели и велишь, не скажу, чем именно, а всяко что-то с ним да поделалось.

Василий сглотнул, да опустил ложку, поглядывая на Григория.

- Быть может, ты мне истолкуешь? – вопрошал князь. – Чёй-то Басмана сослали из столицы в Слободу?

Григорий пожал плечами.

- Чёрт его знает! Ведомо мне не боле твоего – сослали и сослали – видать, была на то воля мудрая царя нашего ясна солнышка, от и всё, и неча тут развозить…

Василий продолжал утреннюю трапезу, согреваясь добротной похлёбкой.

- Уж много слухов насочиняли, и всё врут! – продолжал Малюта, поглядывая в окно, будто бы сам с собою причитал, - И про ссору меж Басмановыми, и про… Кхм, - Малюта кашлянул в кулак, да отмахнулся. – Не слушайте, княже – всё врут.

- Ты всё тот же лукавый чёрт, Скуратов! – пожурил князь, мотая головою.