《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

- И впрямь явился? – сам себе молвил Басманов, переводя дыхание, да отводя пряди с белого лица.

Взмахнув рукой, опричник жестом велел стольникам наливать вино пришлому гостю, а сам Фёдор радостно вышел навстречу князю Сицкому.

Тесть со зятем крепко обнялись, и Фёдор провёл Василия к самому государю.

Едва князь поклонился, да вознамерился припасть устами ко царственным перстням, владыка поднялся с трона и крепко обнял князя, аки друга верного-старинного. Видать, Сицкий сам не ожидал такого тёплого приёма, такого радушия, что сперва вовсе опешил.

Царь малость отстранился, заглядывая в глаза князя. Не глядя владыка принял кубок, который подал ему его любимец краичий, его верный опричник Басманов. В том жесте Фёдор и Иоанн мимолётно коснулись руки друг друга.

- Пей же, княже, за здравие нас и детей наших! – произнёс Иоанн, поднимая поданную чашу.

- За здравие, на многие лета! – провозгласил Сицкий, сомкнув кубок с самим царём.

Все опричники похватали свои чаши со стола, да взмыли вверх. Раздался звон, и вновь и вновь ему вторили лобзанья, возгласы, да порою и смачные удары, не доходившие до злостной драки.

Сицкий быстро сделался свойским за столом – а как ж иначе, ежели сам владыка принял его, точно брата родного?

Застолие разыгрывалось всё боле и боле, и по мере того, как наступала ночь, пир не смолкал, но делался громче, живее.

Сицкий привольно раскинулся, точно будучи в доме родном, средь давнишних друзей. Князь со снисходительною улыбкой внимал какому-то чернобородому опричнику, который поведывал о своём походе на медведя – веришь, нет? – с одним токма обломком от копия, а медведь, гад-то, здоровенный! Ни дать ни взять, чудище! Василий вполуха слушал эти байки, да по пересмешкам прочей братии, усёк для себя, что и они лишь из потехи не прерывают брехуна.

Сицкий порою поглядывал за Фёдором – уж не привык он глядеть на зятька, ряженного в бабье. Иной раз Василий глядел в пёстрой круговерти на Басманова, и не мог признать в нём мужчины. И дело было не токма в летнике, да украшениях. Будто бы с сим облачением, Фёдор самой сущностью своей переменился – всё мелькала лебяжья плавность во каждом взмахе, в каждом обороте.

Нынче князь узрел в том особую забаву, тем паче, что на ум Василию воротился тот день, когда грозные опричники пересекли порог его дома, точно клятые враги, а ныне он сидит за одним столом, слухая небылицы, да глядя на игрища.

Фёдор придавался плясу с ребяческим задором, но и в пылу своих забав то и дело поглядывал на князя Сицкого. Не мог Басманов отречься от гостя своего званного, и всё поглядывал – славно ли, сытно ли князю.

Лик княжеский и впрямь полон был сладостного упоения да тёплого задора, Василий отвечал коротким кивком, али подымал вверх чашу, едва ловил на себе взор Фёдора. Заверившись, что князю по сердцу приходится царский пир, Басманов и дале пускался в пляс, ловил юрких дураков, играя в пятнашки.

- Чертяга твой зятёк! – молвил Малюта, обрушив руку на плечо Василия. – Вообще устали не знает, бес вертлявый!

Будто слыша, об чём болтают, Фёдор ловко отскочил прочь, не давая схватить ни себя, ни даже взмывающих полов платья, ни нити презвонких бус.

Князь Сицкий усмехнулся, да сомкнул кубок с Григорием. Чаши звонко отозвались, мужчины отпили, да бойко вдарили кубками о стол.

Долго ли пировала братия царская, мало ли, да уж давно за полночь перевалило. Василий охотно придавался тому полудрёму наяву, коие навеивалось крепким питьём. Уж всё виделось-слышалось ему, точно сквозь толщу воды.

Сицкий поглядывал сквозь мельтешащие фигуры причудливых дураков, как взор его, расслабленный, упоённый, вновь упал на Фёдора.

Юноша сидел прямо по правую руку от царского трона. Опирался Басманов локтем о стол, да с томным прищуром внимал тихой речи владыки, склонив голову набок. Иоанн неспешно складывал речь свою, да мерно покачивал свой кубок, заставляя вино биться о златые стены, да ходить по кругу.

Шум, стоявший кругом, не давал Сицкому ответа – об чём толкуют царь с Фёдором. Не мог никак княже разгадать, что же молвил владыка, отчего Басманов вскинул брови, истинно подивившись.

В уголке уст Фёдора ещё боле занялась улыбка, да повёл рукой. Опричник младой поддался вперёд, ко владыке, да подал чашу свою. Что и донеслось до слуха княжеского, так это короткий звон, потонувший в шуме музыки и грубого баса.

Царь с опричником переплели руки в локтях, да испили из своих кубков, притом глядели друг другу в глаза. Чаши их опустели едва ли не единовременно.

Верно, того требовал обычай, как порешил для себя князь Сицкий, толкуя увиденное.

Иоанн обхватил юношу за затылок, прихватывая мягкие пряди. В чёрных волосах вились атласные ленты и мелкий жемчуг.

Басманов чувствовал хватку владыки, и, прикрыв очи смольными ресницами, охотно поддался к царю, опершись рукой о сам трон. Их уста сошлись в согласном поцелуе. Когда сие затянулось малость, князь попросту отвёл взгляд, будучи отчего-то смущён сим обычным застольным обычаем.