В этот день путь их лежал во двор князя Сицкого. Славное было место, славное.
Лошади обступили ворота, когда опричники спешились, да грузили добро с собой привезённое.
Фёдор, ехавший во главе, спрыгнул с лошади и оглядел братию, прибывшую с ним.
- Не так лихо! Побьёте ещё чего! – прикрикнул Басманов, поглядывая, не идёт ли кто открывать ворота.
Заслышался частый шаг по снегу. Калитка робко отворилась, и все взоры опричников в миг обернулись на черноокую девчушку.
Она закуталась в короткий полушубок, на ногах сапоги были никак не по размеру. Чёрная коса ниспадала с плеча прямо поверх не то шарфа, не то шерстяного одеяла, в коие закуталась девчушка.
- Доброго дня, Марусь. – произнёс Фёдор, выйдя вперёд. – Василий Андреич дома?
Басманов заглянул за плечо крестьянки.
- Дома, дома сударь! – с поклоном молвила девушка, приглашая жестом гостей. – Уж заждались вас, Фёдор Алексеич, заждались!
Басманов улыбнулся, да подал знак прочим опричникам, чтобы следовали с ним.
С порога Василий Андреич принял зятя желанным гостем. Не успел Фёдор и шапки снять, как они крепко обнялись да поцеловались в щёки. Князь похлопал Фёдора по плечу.
- Уж гадал, когда поспеешь! – радушно произнёс Сицкий, покуда Басманов раздевался да оправлял волосы рукою.
В доме было натоплено добротно, что паче чуялось, коли зайти с морозу.
- Уж как Бог послал – так и поспели! – произнёс Фёдор, разводя руками.
Чуть посторонясь, точно в оправдание, Басманов указал плавным жестом на привезённое добро. Войдя в терем, опричники сгружали подарки хозяину. Средь них были ковры и ткани, пять шуб, платья, сарафаны да платки расшитые, украшения из серебра и три сабли.
Князь щелчком подозвал крестьянских, чтобы управилися с привезённым, да снесли, куда велено, а сам позвал Фёдора ко столу. Прочие же опричники не остались без угощения – для них яства уже дышали манящим жаром, а холопы вынесли из погребов сладкие вина.
С Фёдором же Василий откушать хотел наедине, и кушанье в самом деле наготовлено было недурное. Басманов с большой охотой приступил к трапезе вместе с князем. Первой же мужчины выпили за здравие любимой Вари, за дитя во чреве её.
- И впрямь, подстать угощениям с царского пиру! – нахваливал Фёдор.
- Коли так – то славно! – улыбнулся Василий, утирая усы. – Да и почём мне знать, что при дворе подают?
- Так хоть завтра приходи, будешь гостем дорогим! – молвил юноша, положа руку на сердце.
Василий кивнул, да с улыбкой поднял кубок.
- За тебя, Федя, - произнёс Сицкий.
Басманов не скрывал любви и почтения, коие питал к тестю. Они сомкнули чаши и вновь испили добротного вина.
- А чёй-то Данилыч не приехал? – спросил Василий, почесав бровь.
- Служба. – легко и беззаботно молвил Фёдор, пожав плечами. – Нынче батюшка в Слободе порядки наводит.
Басманов опустил взгляд в свой кубок. Вино чернело мрачной влагой.
- И токма? – вопрошал Василий.
- А что ж ещё? – Фёдор воротил взор на князя, вскинув бровью.
Сицкий пожал плечами.
…
Дуня стояла на коленях подле Варвары, помогая надевать сапог. Едва ли живот был истинною помехой – но невестка не могла ослушаться свекрови. Пущай, и опека Светланы Александровны и казалось чрезмерною, всяко девушка берегла плод.
Дуня тяжело пережила побои, учинённые царицей. Глаз день ото дня всё слабел, и едва ли оставался зрячим. Глубокие шрамы исказили прелестное молодое личико, осевши глубокими ранами. Уж с этими грубыми рубцами неча поделать было, кроме как смириться.
Горевала-горевала девица за красоту утраченную, да оправилась вскоре. Всё же ладилось в поместье Басмановых, и уменье Дунино к рукоделию пришлось ко двору.
Варвара меж тем взирала на крестьянку, помогавшую обуться, да думы её далеки были, и порою истинно страшны.
Уж месяц как бесы шептали ей страшные вещи, о коих Варвара боялась вспомнить средь бела дня, а уж лукавою нощию – и подавно. Виделись ей муки кровавые, виделось ей, как чадо губит её.
Из оцепенения её вывел взгляд Дуни. Крестьянка, верно, намеревалась испросить чего, да не решалась. Варвара коротко кивнула, давая слово.
- М… можно? – робко спросила Дуня, протягивая руку к животу сударыни.
Варвара слабо улыбнулась и кивнула.
Крестьянка в нежном трепете прикоснулась к животу, оставаясь на коленях. Едва её белая ручка коснулась только-только сарафана Вариного, с уст Дуни сорвался сокровенный вздох. Сердце крестьянской замирало от неописуемого восторга, искренней и светлой радости. Нежная ладонь прислонилась к животу, и Дуня неволею прикрыла рот рукой, задыхаясь от всего, что нынче поднялось в её сердце.
Варвара взирала на ту перемену во всём облике крестьянской девчушке, и её пробирал холодный ужас.
- Благодарю, барыня! – молвила Дуня, кланяясь в ноги Басмановой.
Голос крестьянки дрожал, прерывался, ей не хватало духу говорить. Всё волнение сквозило в том дыхании, не облачая её горести во слова.
- Полно же тебе, - ответила Варвара, прося девушку подняться на ноги.
…
Фёдор оглянулся на вход в палату, и улыбка ещё боле озарила его уста.
Юноша на сим пиру вновь вырядился в девичье.