《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Фёдор глядел куда-то пред собой. Он опустил голову на руки, сложенные на столе, и его взгляд бездумно скользил с одного князя на другого, покуда зачитывался приговор, да заверялись клятвы.

Вяземский откинулся назад, скрестив руки на груди. Верно, из всей братии Афанасий боле всех мог внимать делу, но, право, уже и князь сдался.

Малюта широко зевнул, прикрываясь грубою ручищей.

Опричники присутствовали на слушании, да токма телом. Мысли их были далеки отсюда.

Покуда братия скоромно укрылась в полутени, в дальнем углу, да откровенно измаялись скукою, земские князья были, точно на иголках.

Боле всех был сосредоточен на деле верховный земской судия - князь Иван Петрович Челядин. Мужчине шёл уже седьмой десяток лет, хотя с виду он был много моложе. На его лице, особенно в живом, разумном взоре, нигде не виднелась слабость али угасание.

Иван был широк в плечах, славного сложения.

Волосы и борода его от природы были светлы, и по сему седину сложно было приметить.

Много славы принёс он ратной службой, и многую любовь сыскал нынче в народе, судя верно, праведно.

- За сие прегрешения, чтобы вершилось правосудие на земле, как оно свершится на небе, приговариваю раба божьего к смерти чрез повешение.

- Ну слава тебе, Господи! – вздохнул Басман-отец, осенив себя крестным знамением.

Опричники спешно вышли прочь, во двор. Глоток остывающего свежего воздуха взбодрил их силы.

Они быстро сели по коням, да направились уже в излюбленное место, отрада ихняя – в кабак немца.

Не успели со двора выехать, как пришлось гнать толпу кнутами, ибо не было попросту дорогу - хоть живьём дави. Уже собрался люд глядеть, как разбойника вешать будут, и не было им места, куда сторониться.

Вдалеке висельница безмолвно ожидала своего грешника, чтобы заключить его в крепкое объятие. Уж подле неё ещё большая давка была, не то, что яблоку, там, поди, и зерну негде было пасть.

- Видать, пройдоху и впрямь невзлюбили! – произнёс сквозь зубы Алексей, вновь и вновь стегая голоногую толпу. – Дорогу, мрази! Гойда!

Даже страшный клич царских кромешников не прогнал народ вовсе, хоть люд суетно и сбегал прочь с пути всадников.

С горем пополам, опричники преодолели людную площадь, и уже вышли на нужную дорогу. Уж кто попал под лошадей царских - так поделом.

Покуда ехали, Малюта ухмыльнулся себе в ус, да плюнул.

- От тоже мне! – мотнул головой Григорий. – Ежели так тряслись над девкою своей, так и не пускали бы из дому без присмотру! От, поди, всяка пьянь и отымеет, и прирежет. И неча потом слёзы лить – не доглядели – ихняя вина!

- Неужто ты и впрямь слушал, за что этого вешать будут? – подивился Алексей.

Малюта пожал плечами.

- Так же ж служба. – ответил Григорий.

Алексей глубоко вздохнул, поглядывая назад, кабы кто не отстал, пробираясь чрез толпу.

Дальнейший их путь пролегал в безмолвии, впредь до того, как все спешились подле кабака.

К приезду опричников уже было готово жаркое кушание да сладкие напитки, и токма и ждали, что прибытия славных слуг государевых.

Алёна была славной хозяйкой. Девка была удалая, толковая, достала из закромов такого мёду, которое не подавалась никаким гостям.

Опричники славно пировали, оставляя все раздоры да ссоры на завтра. Они согласно сбивали кубки, пели песни, под конец Малюта сцепился в драку с немцем. То было ребяческое дурачество, не боле.

Резвое побоище сменилось лишь боле резвым пиром.

Шум пира заглушал сам ход времени. Солнце клонилось к горизонту, напаивая небеса алым заревом. Вскоре первые звёзды показались на вечереющем небе.

Братия вспоминала былое, да перекидывались слухами, что вскоре каждому выпадет удача преумножить ратные подвиги свои. Говаривали, так, ненароком, украдкой, будто бы скоро будем выступать супротив латин. Не в этом году, так в следующем.

Ратные толки, впрочем, стихли столь же быстро, сколь и возникли.

Час уже был поздний, как гуляния стали мало-помалу стихать.

Опричники порешили, что неча подыматься в покои. Заместо того, чтобы ещё куда-то волочиться по лестнице, братия рухнула вповалку прямо на полу и забылись крепким пьяным сном, подложив под голову, что придётся.

Жаль, что совсем ненадолго опричники прикорнули.

Оглушительный грохот застал их врасплох. То был резкий гулкий шум, точно кто много и лихо бил жесть о жесть. Голова и так шла кругом, но сей грохот спохмела и вовсе губительно бил по вискам.

Но, чёрт возьми, нынче иного пути скоро пробудить опричников не было. Первыми пришли в себя Генрих с Фёдором.

Алёна напару с Алексеем, продолжали будить братию, забывшуюся пьяным сном.

- Просыпаемся, народ! И нам сейчас бошки бесполезные оторвут к чертям собачьим! – грозно взывал Басман, пиная Малюту ногой в бок.

- Что стряслось-то? – вопрошал Фёдор, проводя рукою по лицу.

- А то стряслось, что оплошали мы, братцы! - огрызнулся Алексей, со злостью громыхнул рукоятью ножа о жестяную посудину.

…

Опричники предстали пред царём. Иоанн глядел на них, блуждая лютым взором с одного, на другого. Государевы очи пылали глухим чёрным пламенем, ноздри раздувались.