В дворцовых погребах стоял приятный холод. Меж рядов царских вин да прочих напитков крепких, забойных, шнырял суетливый люд. Крестьяне шустро рыскали, торопливо. Нынче надобно было как можно скорее довершить приготовления к царскому пиру.
Какой-то шустрый мальчуган – и как он поспевал повсюду? – возвестил о прибытии царского краичего.
Пуще прежнего всполошились холопы, боясь оплошать пред Басмановым.
Много нового люду прибыло, да те уж наперёд слыхивали - кто таков Басманов, и что спуску не даст никому.
Быть может, с сего-то перепугу крестьянин и пролил вино – ручка кувшина выскользнула прямо из-под ладони. Пущай бы то рухнуло под ноги любому стольнику али холопу, но нет же – то пало под ноги Фёдора Басманова.
Царский краичий не медлил, и хлёстко огрел по лицу нерадивого.
- Помилуйте, барин! – взмолился кто за холопа, - Он в стольниках совсем недавно!
Басманов замахнулся, да стегнул об пол, лишь больше гневаясь с сего прошения.
- Как звать, откуда? – вопрошал Фёдор, скручивая хлыст кольцом.
- Ерёма, барин, - ответил холоп, прикрывая лицо, разбитое в кровь, - со Старицы я.
Фёдор глубоко вздохнул, пристально оглядывая прочих.
- Живо прибрать всё, али шкуры с вас, бесов, спущу! – грозил Басманов, прищёлкнув пальцами.
Суета занялась такая, что пуще прежнего. Сам же Басманов зорким взором всё следил да приглядывал за нерадивым крестьянским народом.
...
В кабаке шумела пьянка, когда паренёк – кто-то из крестьянских, сразу по нему видать, переступил порог. Явился парень не один, привёл с собою девку разудалую, с косою до пояса. Под броским платьем её рисовались телеса, глаза поблёскивали, поглядывая из стороны в сторону.
Улыбка с уст девичьих не спала, как завидела пришлая пирующих опричников, верно, даже напротив, улыбнулась она пуще прежнего. Вместе со спутником своим отдала поклон, приступаясь мягкою походкой к пирующей братии.
Фёдор прибрал струны звонких гуслей, поглядывая на парочку, подошедшую к их столу. Малюта оторвался от выпивки, видя знакомое лицо – паренёк был из людей Скуратова.
- Вечер добрый, бояре! – молвил холоп, кланяясь, да представляя мужикам спутницу свою. – Гляди-ка, Лукьяныч, какую красу нынче повстречал подле Рыбного переулка!
Григорий ухмыльнулся, оглядывая девку. Она молча поклонилась, поглядывая на опричников вскользь.
Ох и оживилася же братия, завидев девку, и загорелись глаза ихние, и было в том не лишь похоть, да точно насмешка, едкая, лютая.
Сама же девица не смутилась ни одному мужскому взору, но едва встретилась взглядом с Алёною, так обе они точно оторопели. Хозяйка кабака сидела подле Штадена, и немец завлёк её в лёгкое объятие. Узнались давние знакомые, в том не было сомнения, но обе виду не подали.
Меж тем же Малюта с лукавым прищуром утёр усы от вина, да всё приглядывался.
- От нынче никакой девахи не сыскать! И где ж ты пропадала такая вся? – молвил Григорий, подзывая девку.
- Да что ж сразу пропадала? – с улыбкой молвила она в ответ, не противясь, когда Малюта привлёк к себе. – От же ж заскучаем, и днём с огнём не сыщешь!
- Так от же, Григорий Лукьяныч, подле тебя, близохонько! – молвила она.
В следующее же мгновение Малюта крепко ухватил девку за косу, намотал на кулак, да как прижал её ко столу, заламывая ей руку до боли.
Всё то вершилось под буйное ликованье опричников. Взгляд несчастной метнулся вокруг, и неволею пал на Алёну.
- А ведомо ль тебе, паршивая сучка, что воспретил владыка торговать собою? – приговаривал Малюта, дважды приложив уличную девку об стол.
Она вскрикнула от боли сквозь стиснутые зубы. В оторопи не смела она противиться, да и всяко, не было ж ей никакой мощи вырваться.
- От же, похоть да алчность совсем замутнили рассудок, и думаешь, что тебе закон не писан, тварь? – Скуратов вновь вдарил головой девки об стол, разбив лицо ей в кровь.
…
Дрожа, кутаясь в рваное платье, девушка переступила порог чёртового кабака. Она провела рукой по голове, и сердце сжималось, когда под ладонью ощущались разрозненные клочья волос, слипшиеся от крови.
Девушка обхватила себя поперёк живота, с трудом переводя дыхание. К горлу подступила желчь, она сблевала наземь.
Тихие шаги заставили её оглянуться. Со двора вышла Алёна, и едва раскрыла рот, так побитая девка упредила её жестом, да харкнула ей под ноги.
- Пошла ты, сука подлая! – огрызнулась девушка.
- Дай тебя залатаю, - произнесла Алёна, точно и не ведая злобного настроя знакомой своей.
- Мразь ты! – ухмыльнулась в ответ сквозь боль, сквозь стоящую на устах кровь, - Ото оно, куда пристроилась! Под опричника стелешься, паскуда!
- А ты подо всех подряд, - Алёна развела руками, да скрестила их на груди.
- Глядите-ка! Будто бы я одна промышляю запретным да греховным ремеслом! – и девушка залилась хриплым смехом, и сызнова сплюнула наземь, никак не в силах совладать с мерзкой желчью, стоявшей в горле.
- Пасть закрой, да поди уже прочь! – отмахнулась Алёна.
Пущай побитой девке и многой боли стоила ухмылка её, да всяко ухмыльнулася она напоследок, да побрела прочь, шатко стоя на своих двоих.
…
- Ты Вяземскому проспорил? – вопрошал владыка, будто бы невзначай.