За сим же Басманов украдкой поглядывал за князем. Тот лишь пожал плечами.
- Точно зимою, - кивнул парень, - помнится, тогда ещё в снегу и прикорнул. С утра то и было толков, что сдох бы понапрасну, окочурившись.
- Ну, не сдох же? - молвил Вяземский, поднимая стопку.
Фёдор с улыбкой стукнул своей стопкой.
- Спасибо, Афонь, - молвил юноша, и залпом испил огненного пойла.
- Пустяк, - отмахнулся Вяземский, глотнув самогона.
Фёдор пару раз ударил об стол, ибо выпивка пробрала недурно. Самогон отдавал доселе невиданным вкусом, который раскрывался лишь опосля, растекаясь по горлу.
Басманов широко раскрыл глаза, замерев на месте, ибо стук не стих, пущай опричник уж не бил об стол.
Не сразу смекнув, откуда продолжается стук, Фёдор уж было порешил, что и впрямь больно резво напился самогону.
Покуда Басманов смекал, что к чему, Афанасий велел войти. На пороге стал крестьянский, и, отдав поклон, просил Фёдора Алексеича.
- И кто же просит? - вопрошал Басманов.
- Андрей Володиримович, барин, - поклонился холоп.
...
- Я это... - молвил Басманов, едва появившись на пороге, как Генрих заключил его в крепкие объятия, едва ль не повалив с ног.
Фёдор малость опешил, но вскоре обнял в ответ.
- Спасибо тебе, Тео, - тихо прошептал Генрих с большою, пылкой пламенностью в голосе.
Басманов крепче сжал объятья, хлопнув Штадена по спине. На сим они малость отстранились друг от друга, и Фёдору хватило одного взгляду, чтобы разуметь, как же в итоге поступился Генрих.
- Дура она, конечно, - молвил Басманов, разводя руками, - колдовать, да под самым носом у опричников!
Генрих слабо улыбался, мотая головой, точно до сих пор не веря.
- Но она тебя, видать, и впрямь любит, - молвил Фёдор, пожав плечами.
- И, видать, сам дурак, - пожал плечами немец.
Видать, и Штаден успел уж выпить изрядно. Лицом его овладел какой-то светлый, добрый покой.
- До сих пор она верна мне, - молвил немец, - и по сему, нету мне толку не верить ей.
Фёдор кивнул, да склонив голову, призадумался.
…
Не впервой было Басманову заходить в царские поки без стука, и не впревой ему было заставать царя за писчими трудами.
Иоанн оторвал взгляд от письма, не ожидая Фёдора нынче в своих покоях.
Меж тем, Басманов, точно пользуясь замешательством владыки, стремительно приблизился к царю. Что и успел сделать Иоанн - так отложить перо, прежде чем юный опричник припал на колено, привлекая руки государя для поцелуя.
Царь не ведал, с чем же разыгрался сей приступ, пущай и учуял запах спирту, но то не давало толком объяснения. И меж тем, каждый нежный, тёплый поцелуй точно вдыхал боле и боле сил в царское сердце.
Сиё явление Басманова, не жданное, не гаданое, воистину подивили Иоанна, и боле того, много прельстило, много обрадовало. Тёплым, мирным и светлым чувством полнилось сердце его, ибо прерван был владыка от тяжких трудов, от сочинений, истощающих, изъедающих его ум.
И заместо того подле него стоял верный его опричник, его Фёдор, при всей его юной, трепетной пылкости.
Когда юноша поднял взор, владыка завороженно вглядывался в этот взгляд. Иоанн пытался разгадать, что переменилось, а перемена, несомненно, была.
Какая-то стать, твёрдая отвага. Юноша дал себе волю подняться с колен, опустить тёплые руки на плечи Иоанна, их, заведя их на затылке владыки, припасть устами в чувственном поцелуе.
Едва Фёдор отстранился, как руки его сошли к воротнику царского одеяния, и Басманов сжал в кулаки тёмное монашеское одеяние.
Иоанн повёл бровию, но не пресекал воли опричника, завлечённый сей спонтанною его игрой.
- Я вовек буду предан тебе, - прошептал Фёдор.
Эти слова, этот проникновенный бархатный шепот пробрал царя, что владыка насилу сохранял бесстрастный лик.
- А в том были сомнения? - молвил Иоанн, проводя костяшками по белой щеке Басманова, но юноша отстранился малость, заглядывая в царские очи.
- Поклянись мне, царе, - произнёс Басманов.
Царь и впрямь не мог порешить, что же такого испил его слуга, али слух государю уж изменяет.
- Поклянись, царе, что никогда не усомнишься во мне, - молвил юноша, не отводя своего взгляду.
Голубые очи Фёдора нынче и в самом деле глядели иначе.
- Ты чем это так накидался, Федя? - с ухмылкой произнёс государь, всё ведомый той переменою.
- Поклянись, - тихо произнёс Басманов, поддаваясь ближе, что Иоанн мог слышать, чувствовать кожей его жаркое дыхание.
Юноша не ослаблял своей хватки, и по сему, царь взял руки Басманова, заставляя насилу отступить монашеское одеяние.
- Клянусь, - коротко молвил Иоанн, припадая горчим поцелуем к белой длани.
…
Река текла мерным своим потоком. Малюта, стоя на безлюдной мостовой, поглядывал в воду.
В этот тихий ранний час Москва безмолвствовала, и будто бы боялась ещё выходить из дому. Двери да окна были затворены.
На улицах коли и повстречать кого - так тех, кто с нощи не ложились.
"И всё же, не сходится..." думал про себя Малюта, бредя вдоль реки одинокой и угрюмой мрачной тенью.