《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

В просторной палате уже стоял приятный, мягкий жар. Подле царевича Фёдора сидел его брат Иван да священник, внимая и наставляя царских детей, научая их грамоте.

На сим святой отец коротко кивнул белой седою главою, после чего обратился к царевичу Ивану. Мальчик скоро нашёлся, где остановился его брат, и продолжил читать слова апостола.

- Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине;  все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. - юный царевич Фёдор читал, водя пальцем по строкам из святого писания.

Помимо же царского семейства, по светлой палате прохаживался Фёдор. Юноша так же внимательно внимал неторопливому, медленному чтению молодого царевича.

Сам же Басманов почти бесшумно приблизился ко владыке с тем, чтобы исполнить долг свой пред владыкою. Подойдя к царю, юноша подал чашу, полную сладкого мёда.

Иоанн принял питьё из рук краичего своего, и будто бы невзначай коснулся белой кисти юноши. Басманов не молвил ничего, и попытался сокрыть мимолётную, лёгкую улыбку уст своих, испив из собственной чаши.

- Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится, - продолжал царевич.

...

Холодное выдалось утро, студёное.

Но сей раз крови не пролилось - ворота были с нощи отворены, да добро всё ж выволочено из дому.

Были средь братии и те, кто с большею неохотой убрали сабли в ножны - уж не терпелось размахаться, да всяко же Басман-отец велел нынче без резни управиться.

Приказу не ослушались, пущай и поглядывали опричники украдкою на домашних, на купчиху, да девок малолетник, что жались во светлице в терему.

Алексей поглядывал, чтобы мирно сгрузили добычу - и добыча впрямь была славная. А что без бою далась - так то токма на руку - ничего ненароком не побилось, не оцарапалося.

Алексей стоял малость поодаль, как Фёдор подошёл к отцу. Покуда глядел Басман, как добро сгружают по коням, так и внимал тихому сказу сына.

- Какого ж чёрту? - сплюнул Алексей, не веря слуху своему.

Фёдор поджал губы, да развёл руками.

- От и сам не ведаю. Ну от ты мне, бать, скажи - не дура ли, у нас, опричников, под носом, да такому придаваться! - сокрушённо молвил Басманов.

- Дряно, дряно... - замотал головой Алексей, исподлобья поглядывая - не подслушивает кто их?

Фёдор стоял понурый. Сон нынешнею нощью едва-едва пришёл, и то, под самую зарю.

- А мне ты на кой чёрт это выложил-то? - вопрошал Алексей.

Фёдор поднял очи на отца, глубоко вздыхая.

- Не ведаю я, правильно ли порешил с нею, - молвил юноша.

Басмана-отца задело что-то в сих словах. Какая-то тяжесть признания, какой-то живой пыл в том вздохе.

- А царь-батюшка? - спросил Алексей, да Фёдор лишь мотнул главою.

- Ведать не ведает, - ответил юный Басманов.

Алексей почесал затылок, и с уст сошёл тяжёлый вздох. Короткие мгновения Басман предался раздумью, а опосля опустил ручищу свою на плечо отрока, да подбодрил малость жестом.

- Да полно, Федя, нос вешать, - молвил Алексей, - всё верно рассудил. Немец эту девку откуда-то выцепил - пущай сам с нею по приезду и маяться. Уж прибить всяко поспеем.

- От и я об том подумал, - кивнул Фёдор, да много ободрился со слов отцовских.

…

От и настал сей день долгожданный, как опричников Вяземского да Штадена ожидали во столице.

Божею милостью, безмерно благой и доброй, они управились на дальней чужбине до заморозков, и по сему дорога морем была славной.

Встретить с долгой дороги поручили Фёдору да Малюте. Басманов с явным уж нетерпением всё выжидал, как причалит корабль, заметив друга своего задолго до высадки.

Вяземский и Штаден сошли с судна, и опричники крепко обнялися.

- Поди, умаялся на корабле? - спрашивал Фёдор, оглядывая немца.

Генрих кивнул, прикрывая глаза и проводя по лицу. Усталость холодной бледностью осела на его лице.

- Соскучился по езде верхом? - вопрошал Басманов, кивая на Данку, стоящую подле, без привязи, а подле неё и конь Штадена.

Немец покосился на своего друга. Фёдора Генрих знавал, как самого прозорливого при всём дворе - неужто какая перемена затмила разум его другу? Неужто Басманов не видит, что Штаден едва на ногах стоит от долгого пути?

Фёдор же приметил смятение на лице наёмника.

- Поди, очень соскучился? - добавил Басманов, и голос его звучал твёрже.

- Премного, Тео, - ответил немец, и голос его охладел от тревоги.

- Что ж, братия, откланяемся, и к трапезе вечерней прибудем, - молвил Фёдор, да поспешил увести друга поскорее.

…

Генрих стиснул зубы до скрипу и пошёл прочь, на крыльцо пред кабаком, где его ожидал Фёдор. Немец оставил Алёну внутри с опухшими от слёз глазами, так и не получившая никакого ответу о судьбе своей.

Пёс, тот самый, лютый и со рваными ушами, был много рад возвращению хозяина, но нынче же воротился в будку, и будто бы боялся поднять взгляд.

- Убить её мало, - тихо молвил Генрих, опуская голову, да опершись о промозглые деревянные перила руками.

Басманов свёл брови, услышав то.