Гойда

– И право, – молвил Бельский, и голос его оставался твёрд, – нету иной гнусной мерзости, нету греха более гадкого, от которого бы царь открещивался так рьяно.

Фёдор всплеснул руками, сохраняя улыбку на своём лице.

– А на кой чёрт ты вообще вздумал гневить государя нашего? – вопрошал Басманов.

– Не гневить, но вразумить, – ответил Иван.

– Ну, что-то не задалось. И ты лишаешься всех земель, – объявил опричник.

Бельский оставался невозмутим.

– Скоро тебя сошлют во служение костромскому князю, – продолжил Басманов. – Уверен, вы славно поладите! А отчего ж я не застал ни жены, ни детей твоих?

Фёдор оглянулся по сторонам да вскоре отмахнулся.

– Впрочем, Бог с ними, – молвил Фёдор. – Наш владыка добр и милосерден, и посему твои домашние не будут глядеть, как их великий славный отец в грязи и лохмотьях прислуживает опричнику. Жена и дети будут разосланы по монастырям. Я всё силюсь припомнить, куда именно сошлют их, да я о таких глухих местах отроду не слыхивал. Пусть не горюют родные твои в разлуке – даю своё слово, мы с братией славно позаботимся о них. Сколько твоей меньшой?

– И на кой же чёрт ты явился? – вопрошал Бельский.

Фёдор всплеснул руками да подался вперёд и будто бы в большом оживлении намеревался поведать князю страшную тайну.

– Жест доброй воли, Иван Андреич, – молвил Басманов.

– Я призываю тебя к чести, – твёрдо произнёс князь.

– Приговор будет исполнен в среду, – сказал Фёдор, пожав плечами да откидываясь назад. – Можешь уже бежать. Я соскучился по славной резвой погоне – и лошадь меня ни разу не подводила.

– Что тебе нужно? – вновь вопрошал князь, уже знатно нахлебавшись этой гадской манеры опричника.

– Ничего, – беззаботно, да притом с каким-то сокровенным упоением, ответил Фёдор. – Право, княже, у меня всё, чего душа желает. А вот у тебя всё скверно. Не так скверно, как у Старицких – видал я накануне их вотчины! Дым стоял до небес! Право, таких пожарищ и в Преисподней не сыскать. Да притом, что одно лишь слово митрополита совладало бы с гневом царским, вразумило бы владыку. Но нет – нынче всё в огне.

– Нету же нынче митрополита? – молвил Бельский, сведя брови.

Фёдор кивнул.

– От и я о чём. И ты бы гулял бы нынче с миром… право, много ли греха, с письмецом-то этим липовым? Ну, право, не смею боле занимать времени твоего, княже, – молвил Фёдор, поднимаясь со своего места. – У тебя его в обрез.

* * *

На вечернем небе отгорел закат. Царское семейство собралось за поздней трапезой. Царский кравчий Басманов в этот вечер был подле своего владыки. Фёдор пребывал в славном расположении духа. Он был учтив с царицей, посвистывал на манер разных птиц для царевичей. Холодная улыбка изредка касалась царских уст, покуда Иоанн наблюдал за ним.

Под конец трапезы опричник занял место подле государя. Мария испила из чаши, пряча лукавую улыбку. Едва в дверях заслышались спешные шаги, Фёдор оживился, обратив взор на вошедшего. Холоп встал в дверях да упал в земном поклоне.

– Милостивый государь, не губи, но вели слово молвить, царь-батюшка! – взмолился мужик.

– Только ежели вести добрые, – тихо произнёс Иоанн, глядя на крестьянина.

Басманов подался вперёд, готовый внимать. На лице посланника мелькнуло мгновенное смятение, но, сглотнув, мужик продолжил:

– Нынче отец Филипп шлёт поклон свой и велит ответ его передать, что примет чин митрополита, – доложил крестьянин.

Басманов поджал губы и перевёл взгляд на царя.

– Вот как? – с улыбкой произнёс Иоанн, поднимаясь из-за стола.

Фёдор откинулся назад на кресло и следил за государем. Улыбка не успела исчезнуть с его уст, когда царь не глядя взял свой посох. Басманов не успел ничего понять, как владыка резким ударом свалил холопа наземь. Мария подскочила с места да схватила за плечи царевичей. Фёдор бросил беглый взгляд на царицу, уводящую детей прочь, и сам Басманов тотчас же метнулся к царю. Фёдор едва не подставился под новый удар, обходя владыку. Опричник отпрянул назад, и когда Иоанн бросил на него свой взгляд, распалённый ненавистью, несчастный холоп бежал прочь, держась за лицо, разбитое в кровь.

Царь швырнул посох наземь, упёршись руками о стол, дыхание закипало лютой злобой. Насилу владыка расцепил руки, снеся со стола серебряное блюдо. То с грохотом рухнуло на каменный пол, и гулкое эхо разнеслось под высокими сводами. Иоанн самозабвенно шептал глухие проклятья, как вдруг его прервало осторожное прикосновение к плечу. Фёдор глядел в глаза Иоанна, поднося ему чашу с вином.

– То не стоит гнева вашего, мой царь, – произнёс опричник, пока владыка принял чашу из его рук.

Царь ухмыльнулся и выплеснул вино в лицо слуге, а чашу швырнул в стену. Басманов плотно стиснул зубы, стянув белое полотенце со стола. Он вытер лицо, покуда владыка возвращался на своё место во главе стола.

– Не стоит, говоришь? – вопрошал владыка, с насмешкой глядя на опричника.

Фёдор кинул полотенце на пол, занимая место напротив владыки.

– Помнится, – произнёс Басманов, – вы хотели, чтобы Филипп стал митрополитом?