Голод. Нетолстый роман

То есть Сергей, получается, был уже вторым человеком, попытавшимся обратить меня в мир перверсий. Кажется, я могу по пальцам пересчитать, когда мы занимались сексом в горизонтальном положении на обычной кровати. Всегда стоя, сидя, в подъезде, в машине, в туалете моего любимого кафе, куда я и по сей день боюсь заходить. Не сказать, чтобы я преуспевала: у меня то и дело затекала спина, я билась головой о потолок его машины или скользила коленями по подогреваемому кафелю его расфуфыренной ванной. Однажды он намазал сливками свой член и сказал: «Eat the rich» (пожалуй, я не буду комментировать истиную мотивацию в этом минете).

До Сергея я считала, что отношусь к сексу легко. Я могла переспать с приятным мне человеком просто так – если случилась внезапная химия, приоделся бывший, захотелось кому-нибудь назло, да или просто возникло настроение. Правда к тридцати годам так и не распробовала ван-найт-стенд[21]. Зачем, если за одну ночь он вряд ли поймёт, что с тобой делать? Самое приятное в ван-найт-стенде – разве что утро: тихо сбежать из квартиры, а после – идти по просыпающемуся городу, угадывать в проходящих женщинах праздный вечер накануне.

До Сергея я также не понимала логики: почему слова «дать» и «доступный» применяются к женщинам, но никогда не к мужчинам. Ведь я ничего не «даю». И убыло-то, если вдуматься, не от меня.

Впрочем, какая теперь разница, что было до Сергея? Лучше вспомнить, что было с ним.

Много, очень много музыки. Он просто не выносил тишины. Под музыку просыпался, мылся, завтракал, работал, качался. Занимался сексом, естественно, тоже. Эмбиент, Вагнер, Оксимирон, африканские напевы, в которых мне порой нет-нет да слышался «авим-баве-авим-баве», и я начинала тихонько смеяться. Никакой темноты, даже мягкого точечного света, нет. Только полная иллюминация. «Ты понимаешь, мне нравится смотреть», – говорил он, усаживая меня на трюмо. А войдя, как псих пялился в прямоугольник подзеркальника, где позвякивали в такт амплитуде движений флаконы моих духов. Как-то раз им всё это надоело: один упал, разбился, испортил паркет, завонял мускусом. Сергей и не думал прекращать: мне кажется, его это даже сильнее прежнего завело. Он, конечно, был странненький, но джентльменских манер не предавал: купил мне взамен новые. Коробку отдал со словами: «Жесть, почему это говно стоит двадцать три тыщи?» И душиться с тех пор просил именно ими.

Ладно, духи можно было простить. В конце концов я даже вышла в плюс. Но с чем было особенно сложно смириться – это ролевые игры. Мне было неловко изображать медсестру или быть госпожой; мой голос, произносящий требуемый ролью dirty talk[22], казался чужим. Чтобы поднабрать хоть какую-то теоретическую базу для dirty talk, я прослушала о нём эпизод в одном подкасте про секс. Мне особо запомнилась фраза «отымей меня так сильно, чтобы я не могла ходить». Я была в ужасе, я не могла поверить, что женщины говорят такое в трезвом уме и по своей воле, и всё-таки попыталась прорепетировать её перед зеркалом вслух, но прогресс не зашёл дальше второго слога. Так я и не научилась отвечать на фразы «хочу трахнуть тебя с оттяжечкой» и «я так хочу, чтобы ты скорее кончила».

С последним были проблемки. Удивительное дело, что при всей своей сексуальной раскрепощённости и мастерским умением жонглировать словами «пенетрация» и «помассируй мне яйца», у Сергея были явные проблемы с выражением эмоций чувств (своих), познанием анатомии (женской) и принятием вибраторов.

«Тебе чего, моего хуя мало, я не пойму?»

Хуя мне было мало. Мало было и оргазмов. Размышляя о Серёжином протесте, я грешила сначала на свой девайс: мол, слишком громкий. Написала Нине: «А твой сатисфаер сильно жужжит?» Она ответила: «Ну так, не очень». И записала мне семь войсов – по режиму на каждый. Потом она попросила записать мне звучание своего. Под батареей аудиосообщений мы пытались сравнить, так ли громок мой гаджет, и сошлись на том, что дело всё-таки не в нём, а в Сергее.

Я не могла понять, зачем ему нужен весь этот театр. Почему секс не может быть простым, человеческим, десятиминутным, в уютной квартирной темноте, пусть даже заученным и предсказуемым. Теперь мне кажется, что всё это было ради галочки. Чем более идиотскими были коитальные обстоятельства, тем громче он стонал, пыхтел, шумно дышал носом, а иногда не в силах сдержаться говорил: «Господи, ты такая узкая». В этот момент я была в восторге от себя, полагая, что размеры вагины – это критерий достоинства, заслуживающий комплимента.