Голос вождя

— Насоветовал… — закончил я его фразу и в некотором обалдении добавил: — Этот случай действительно был… в моей первой реальности. Тогда звонок от Вождя поступил на мой служебный телефон, и я минут сорок Сталина инфой грузил, а услышав наш разговор, половина офиса сбежалась.

— Был, значит, такой случай… — Володя выдохнул с явным облегчением. — А то я уже подумал, что крыша от переутомления поехала! Тогда, может быть, и вторая картинка правдой окажется… Прошлой ночью, когда мы на рубеж атаки вышли, меня прямо в танке на пять минут сморило и… Увидел я, как мы с тобой сидим в большой брезентовой палатке. И на нас какая-то странная военная форма, с накладными карманами на бедрах и рукавах бушлатов. На ногах вместо сапог — высокие ботинки, сплошь жирной коричневой грязью перемазанные. На плечах — какие-то хлястики, но с зелеными звездочками — у тебя по четыре маленьких, у меня по одной большой. Стол самодельный, чуть аккуратней, чем сейчас здесь стоит, а на столе бутылка пластиковая с разведенным спиртом и банка тушняка. И вот пьем мы спиртягу из жестяных кружек и по очереди из одной банки закусываем… А вокруг палатки — горы Кавказа! Это я почему-то точно знаю. И еще знаю, что рядом мои танки стоят и твои мотострелки.

— И это тоже было, Батоныч! — потрясенно сказал я. — Мы с тобой в Чечне познакомились, в разгар второй войны. Ты, майор Российской армии, танковым батальоном командовал, а я, капитан, мотострелковой ротой. Мы почти полгода рядышком стояли, не раз так посиживали.

— Выходит, ты мне не соврал, когда сказал, что мы вместе воевали! — кивнул головой генерал.

— А ты до сих пор сомневался? — хмыкнул я.

— В общем, нет, конечно… — смутился Бат. — Но одно дело — выслушать рассказ, а другое — увидеть собственными глазами. Хотя и во сне!

— Война на Кавказе? В Чечне? — с любопытством спросила Света. — Это как вообще такое может быть? Я там была несколько раз, в отпуск ездила — там очень милые и гостеприимные люди живут!

— Да уж… милые… — грустно вздохнул я. — У нас они в начале девяностых годов прошлого века независимость от России объявили. И после первой войны Россия их независимость признала. Но этого им показалось мало, и через несколько лет они напали на соседей — дагестанцев. Так вторая чеченская война началась…

От неприятных воспоминаний меня отвлек раздавшийся снаружи палатки жизнерадостный голос:

— Тащ генерал, разрешите?!

Входной полог хлопнул, и в освещенный керосинкой круг света как-то бочком влез Очкарик, сразу заполнив, как показалось, половину внутреннего объема.

— О, так у вас, тащ генерал, гости? Добрый вечер! Эге, да ведь это товарищ Дубинин! Какими судьбами, Виталий Дмитрич?

— Здорово, Боря! — Я протянул здоровяку руку. — Рад тебя видеть, дружище! Вот, познакомься: поклонница твоего поэтического таланта — Светлана Алексеевна Сморкалова.

— Оч-чень приятно! — пророкотал Кариков.

Женщина церемонно кивнула будущему маршалу и лауреату и сказала даже как будто с некоторым испугом:

— Не ожидала, честное слово!

— Чего не ожидали? — оторопел Очкарик.

— Не ожидала, что в жизни вы такой… громадный! — объяснила Света. — На фотографиях вы выглядите… гораздо более…

— Маленьким? — съехидничал Батоныч.

— Нет, нормальным! — добавил я со смешком. — Я видел те фотки — он там на человека похож!

— Простите… Борис Ринатович, — смутилась Светлана, — неправильно выразилась. Просто я… не ожидала вас здесь встретить…

— И вы меня простите, Светлана Алексеевна, но… я вас не припоминаю! — почесав лоб над бровью, сказал Очкарик.

— Немудрено, Боря, она с тобой заочно знакома, как поклонница твоего таланта! — продолжал прикалываться Бат.

— Вы вообще о чем? — Кариков недоуменно обвел нас взглядом.

— Дело в том, что Светлана Алексеевна не местная! — усмехнулся генерал. — В смысле — не из этого времени! Она с Виталием Дмитричем сегодня утром к нам… «провалилась» из будущего!

— А там, в будущем, ты известен как поэт-песенник, автор сотни произведений! — добавил я.

— Поэт? — Кариков смущенно зарделся. — Я как-то… не ожидал… Неужели в будущем стали известны мои стихи? Рад, очень рад! — Тут он смолк, рдея еще пуще.

— Кончай ножкой шаркать, песенник ты наш, — ворчливо сказал Бат. — Небось все тексты у Высоцкого содрал? Или еще и Окуджаву окучил?

— Кого? — удивление Очкарика было искренним. — Первый раз слышу…

— Не знаешь Владимира Высоцкого и Булата Окуджаву? — в свою очередь, удивился генерал и повернулся ко мне: — Прикинь, Виталь, святые имена забывать стали!

— Володь, а ведь он может быть прав! — после небольшой паузы ответил я. — Он ведь с нами в крайнюю экспедицию тоже из СВОЕГО мира стартовал! В котором история после нашего памятного вмешательства по-другому пошла! Вполне может быть, что не было там никакого Высоцкого. Может, не родился, а может, бог таланта не дал.

— Как это — не родился? — оторопел Батоныч. — Ты думай, что говоришь! Он, насколько мне помнится, из довоенного поколения![17]

— Не помню, Володь! Да и не интересовался я этим! И музыкой ТОГО мира я тоже не интересовался, не до того было! Мы в такой дикой спешке готовились…