Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

В зависимости от высшего учебного заведения, в которое прибывали учиться мигранты, они могли либо найти там убежище от дискриминации, либо, наоборот, подвергнуться ей. Многие студенты ленинградских и московских вузов были недовольны тем, что нерусские граждане советских республик гарантированно получали там места благодаря системе квот[585]. Гульнара Алиева вспоминала, как профессора постоянно сетовали на низкую образованность жителей Средней Азии и отказывались помогать им во внеурочное время: по ее мнению, они надеялись, что из-за плохой успеваемости приезжие будут вынуждены вернуться домой[586]. А по рассказу Азая Хусынова, одна преподавательница занизила ему оценку, открыто признав, что она просто не любит кавказцев

[587]. Один профессор-еврей упоминал в интервью, после того как эмигрировал из Советского Союза: «Есть много анекдотов о неграмотных выпускниках из Средней Азии»[588]. Шухрат Икрамов, бывший аспирант-исследователь из Узбекистана, считал, что ему не дали того уровня подготовки, как его славянским коллегам[589]

. Недовольство системой квот для нерусских граждан выражалось также через выкрики на улицах, Хамаговой приходилось слышать: «из-за вас наши дети не могут получить высшее образование»[590]. Хотя многие мигранты, такие как Икрамов, Ногойбаева и другие, восхищались богатыми исследовательскими ресурсами университетов Ленинграда и Москвы и в целом вспоминали теплые отношения с русскими студентами, в чем-то они повторяли опыт азиатских и африканских выходцев в Европе, которые, как пишет Голдберг, часто слышали напоминания: «Вы здесь ненадолго, так что не слишком обустраивайтесь»[591]. Советские официальные лица и средства массовой информации часто говорили об обменах студентами, интеллектуальными или профессиональными кадрами, которые предоставляли узбекам, грузинам и другим жителям шанс воспользоваться возможностями, которые открывали перед ними две столицы. Однако власти надеялись, что знания и навыки, приобретенные благодаря «старшему брату» советских народов, будут применяться для улучшения качества жизни на советской периферии. Конечная цель таких обменов заключалась в том, чтобы обученные кадры и образованные выпускники спустя какое-то время вернулись в родные места, хотя многие из них все же оставались в Москве и Ленинграде.

На столичных улицах случались нападения на темнокожих советских граждан, хотя нет свидетельств, что по своему масштабу и серьезности они приближались к европейским инцидентам по отношению к африканским студентам начала 1960-х гг. Африканцы сообщали в свои посольства, что они, вне зависимости от того, сопровождали ли они русских женщин или нет, часто подвергались физическому насилию в парках и других общественных местах, а милиция предпочитала не вмешиваться[592]. Но когда в 1963 г. ганца Эдмунда Ассаре-Аддо нашли до смерти избитым на обочине дороги в пригороде Москвы, на Красную площадь вышли сотни африканских студентов, устроив несанкционированную акцию протеста против расизма[593]. Новость об этом инциденте распространилась по всему миру, что потребовало принять меры для смягчения расовой напряженности. В университетах и среди чиновников началась активная деятельность, чтобы столица могла соответствовать роли, на которую претендовала – центра всемирного антирасистского движения[594]

. Дальнейшие столкновения на расовой почве Митрохин, исследующий криминальные сводки советской эпохи, и Кист-Адад, изучающий африканских студентов по материалам СМИ и интервью, оценивают как эпизодические и неумышленные, хотя иногда и довольно жестокие[595]. Среди опрошенных для этого проекта мигрантов, студентов и специалистов, только один сообщил о насильственных действиях против него: Айбек Ботоев был уверен, что пьяный мужчина бросался на него тогда, на московском вокзале в 1973 г., именно из-за его «азиатской» внешности[596].