Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Согласно устным историям мигрантов, собранным в ходе данного проекта, торговцы с Кавказа или из Средней Азии находились под постоянной угрозой физического насилия, ведь занятие торговлей связывалось в социалистическом государстве с негативными образами. Виктор Шнирельман прослеживает связь торговли с характеристикой «черная» – так в русском языке обозначают какие-либо спекуляции и преступную деятельность, осуществляемую в основном национальными меньшинствами[597]. Представление о такой торговле в умах людей было связано с нацией и расой и до СССР: еще в царскую эпоху в начале XX в. русские воспринимали мелкое предпринимательство как неподходящую для их нации деятельность – унизительное дело, которым должны заниматься другие[598]. Часто из-за нехватки каких-то продуктов, в которой обвиняли мелких торговцев, люди громили лавки немцев, евреев, а также выходцев с Кавказа и из Средней Азии; считалось, что они проворачивают «темные» или «черные» дела

[599]. В российском (советском) контексте выделяли дела для «черных», а в Великобритании считалось, что «грязная работа» предназначается для низшего класса, который, к слову, также был расизирован. Такая расизация каких-то социально-экономических слоев, согласно исследователям Малькольму Кроссу и Майклу Кейту, характерна для западных промышленно развитых столиц[600]. В имперской России и СССР темнокожих или черных считали потенциальными эксплуататорами уязвимого белого местного населения и одновременно отсталыми народами.

По мере роста численности в 1970–1980-х гг. в Ленинграде и Москве приезжих с Кавказа и из Средней Азии, именно они стали представляться в накладывающихся друг на друга образах торговцев и чужаков. Несмотря на то, что многие мигранты подчеркивали, что местное городское население было очень им благодарно за возможность купить качественные и доступные по цене товары на рынках, автобусных остановках и рядом со станциями метро, на самых низших уровнях все же появилась напряженность. Из-за занятий мелким бизнесом евреи и кавказцы выступали в самиздатовских публикациях и различных брошюрах как эксплуататоры русской нации. В этом заметно расхождение со сталинской эпохой, когда кавказцы, в частности грузины, рассматривались прежде всего как политические эксплуататоры[601]

. Эмиль Дрейцер отмечает, что с увеличением числа кавказских торговцев в городах грузины стали главными персонажами этнического юмора[602]. А подсобные помещения главного грузинского ресторана «Арагви» прославились на весь город как двигатели московской неофициальной торговли[603]. Но «черноволосые бородатые мужчины», продающие товары в Ленинграде, Москве и других крупных городах России, стали к 1980-м гг. ассоциироваться не просто с грузинами: их стали собирательно называть «лицами кавказской национальности» (ЛКН). Таким термином характеризовали группу людей по внешним расовым признакам. Среди приезжих торговцев азербайджанцы приобрели репутацию самых агрессивно настроенных

[604]. Анекдоты о разных национальностях были нацелены на то, чтобы развеять распространенное мнение об использовании южанами местных жителей российского сообщества[605]. Среди обычных россиян распространилась идея о том, что «черные хотят всем у них заправлять». Азербайджанский торговец Эльнур Асадов и другие мигранты, опрошенные для этого проекта, вспоминали не только об обычных оскорблениях, но и о насмешливых замечаниях вроде «черные приехали за нашими деньгами»[606]

. В главе 6 будет подробнее описано, как на фоне обвинений в жульничестве эпизодически между продавцами и покупателями возникали скандалы и даже драки. Эльджан Юсубов выразил точку зрения, что так называемые черные торговцы служили козлами отпущения для местных жителей в условиях их непростой жизни по мере того, как с приходом перестройки на рубеже 1990-х гг. жить становилось все сложнее.

Но наибольшее разочарование кавказских торговцев вызывали действия местной милиции. Асадов рассказывал, что сотрудники милиции часто грабили его, даже после того, как он уже дал им взятку, чтобы те закрывали глаза на то, что он торговал в определенных местах[607]. Газюмов, хотя сам и не был торговцем, все же злился на милиционеров, когда во время стычек на базарах они всегда верили на слово русским, которые обвиняли в любом конфликте кавказских торговцев, независимо от того, видели сотрудники правопорядка ситуацию своими глазами или нет[608]. Больше, чем конфликты со случайными сердитыми и даже скандальными клиентами, Юсубов ненавидел требования милиционеров предъявить удостоверение личности: по его словам, каждый раз он «морально страдал» от этих постоянных остановок. Необходимость взаимодействовать с агрессивными покупателями, по крайней мере, уравновешивалась тем фактом, что были москвичи, которые относились к нему по-доброму[609].