Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Проявления нетерпимости местного населения в Ленинграде и Москве затрагивали приезжих с советского Юга и Востока на улицах, в университетах и на рабочих местах. Различные расовые или этнические эпитеты – независимо от того, были ли они направлены в адрес самих мигрантов или их знакомых и коллег – подчеркивали то, насколько чужды они были жителям крупных городов. Все эти проявления расизма осложняли процесс интеграции в городах, символизировавших вершину успеха советского человека. Но в то же время большинство мигрантов считало, что предвзятое отношение к приезжим было не системной практикой, а разовыми эксцессами, которые не стали непреодолимыми препятствиями на пути к реализации их целей. Попытаться вспомнить, понять и разобраться в проявлениях дискриминации по отношению к ним оказалось для мигрантов не менее важно, чем непосредственно столкнуться с ними.

Реакция мигрантов на дискриминацию

Каждый по-разному понимал и реагировал на проявления расизма и различные формы дискриминации, основанной на политическом статусе региона и его (не)зависимом положении, социальном или экономическом неравенстве, на индивидуальном восприятии различий. Мигранты, участвовавшие в исследовании, предлагали различные интерпретации и объяснения того, почему они столкнулись с нетерпимостью в новой среде. Так называемые советские темнокожие граждане в подавляющем большинстве обвиняли в расизме отдельные слои принимающего городского сообщества, в которое они надеялись быть включенными. Их слова и воспоминания формируют представление о дискриминации как об отношениях между теми людьми и группами, которые извлекают выгоду из расовых привилегий, и теми, кто претерпевает дискриминационное обращение – как в языке, так и в действиях. Дискриминация поддерживается общественными моделями поведения и создает многочисленные иерархии: от культуры до класса[610]

. Каждый из приезжих пытался как-то справиться со статусом члена меньшинства, прибегая к индивидуальным способам защиты или к таким путям, которые связаны с дискурсами и практиками его общины. Мигранты позднесоветских Москвы и Ленинграда редко сталкивались с физическим насилием, что облегчало им поиски возможностей профессионального или экономического роста, недоступных в их родных республиках. Мигранты переосмысляли свой опыт в двух столицах, представляя себя в качестве части городских сообществ, даже несмотря на обидные воспоминания о том, что в городах их иногда воспринимали как членов небелых, неславянских национальных меньшинств, напоминая об их более низком статусе.

В попытках найти в крупных городах свой новый дом мигранты пользовались преимуществами, которые давала им советская система, в том числе общее гражданство, риторику дружбы народов и государственную политику, которая ее поддерживала. В документах и официальной повестке приезжих в Ленинград и Москву никогда не называли мигрантами или иностранцами, идентифицируя их по национальности, хотя и предполагалось, что их изначальной родиной были «их»

союзные республики[611]. В отличие от мигрантов Западной Европы конца XX в., которые боролись с неравенством, требуя правовой и конституционной защиты с помощью общественных и политических организаций, у советских мигрантов не было формальных возможностей для мобилизации, помимо официально признанных государственных институций, которые не обращали внимания на цвет кожи граждан. Поэтому сети неофициальных связей стали особенно важны для коллективных действий мигрантов.