Голубая лагуна [сборник]

Действительно, хотя они отошли недалеко от места привала, но скитались туда и сюда, прежде чем носильщик нашел правильное направление, и палатка, припасы и все остальное имущество погибли так же безвозвратно, как если бы были брошены в волны океана.

Отойти от какого-либо предмета, хотя бы на сто шагов, в этом ужасном лесу значило потерять его. Даже сборщики каучука, которые чувствуют себя в лесу, как дома, и те вынуждены делать зарубки на стволах, ломать кусты и связывать между собой лианы, чтобы разбираться в этих густых дебрях.

— Верно, — усталым голосом подтвердил Берселиус. — Мы потеряли даже это.

— Нужды нет, — ответил Адамс, — зато мы приобрели проводника. Мужайтесь, этот человек приведет нас в форт М’Бассу, и там вы опять найдете дорогу.

— Вы уверены? — тихо спросил Берселиус с оттенком надежды.

— Уверен ли? Несомненно. Вы забыли форт М’Бассу. Ну-с, когда вы увидите его, вы его вспомните, и это вас приведет прямо домой. Бодритесь, тут к вашим услугам костер и шалаш; вы выспитесь, а рано утром отправимся с новыми силами в путь, и это черномазое отродье Сатаны приведет вас прямым путем к верной дороге и вашей памяти. Правда ведь, а, дядя Джо?

Он похлопал сборщика по плечу, и на удрученной физиономии последнего показалось подобие улыбки; никогда еще ему не попадался белый человек такого склада. Затем Адамс ревностно принялся за дело: набросал хвороста в огонь, уложил Берселиуса под кровом жалкого шалаша, а сам уселся поближе к костру и достал трубку с тем, чтобы покурить напоследок, прикончив остаток табака в один присест.

Об сборщика каучука, последнего и смиреннейшего из сынов земли, они получили тепло и приют; пришлось обратиться к нему и за пищей. На следующее утро они позавтракали его маниоковыми лепешками и водой из тыквенной бутылки, после чего двинулись в путь по указаниям туземца, который вел их в густой чаще с такой же уверенностью, как если бы шел по проторенной дороге. Покидать свой пост было для него ужасно, но белые люди были из М’Бассы и желали возвратиться туда. М’Басса была исходным центром его труда и грозной Меккой его страхов. И если белые люди пришли оттуда или идут туда, им полагается повиноваться беспрекословно.

Большой охотничьей экспедиции пришел конец. Пустыня постепенно отняла у Берселиуса все, что он имел, за исключением того платья, что было на нем, его спутника и двух носильщиков. Ружья, снаряжение, палатки, съестные припасы, заппо-зап, целый отряд людей, подчиненных этому свирепому начальнику, — все «пошло к черту». Он был по колено в грязи, одежда его изорвалась, рукава были облеплены илом трясины, в которую он упал, споткнувшись на пути; лицо его было бледно и грязно, как у уличного бродяги, волосы поседели и потускнели, но глаза его блестели и на душе было легко. В М’Бассе его снова выведут на дорогу, единую дорогу к тому, чего он так жаждал, — к нему самому.

Но ему было суждено встретиться с этой сомнительной личностью, еще не достигнув М’Бассы.

Они шли около часа, когда Адамс, который волновался, как новичок, впервые едущий по железной дороге, остановил проводника, чтобы убедиться, что он ведет их куда следует.

— М’Басса? — спросил Адамс.

— М’Басса, — подтвердил тот, кивая головой. Затем указал вперед и описал полукруг рукой, в знак того, что ведет их почему-то окружным путем.

Дело в том, что он держал курс на открытую местность, которой надлежало вывести их к М’Бассе, более продолжительной, но несравненно более легкой дорогой, нежели напрямик — через лес. Кроме того, он тянул к воде, ибо непрошеные гости истратили его скудный запас, а он знал, что избранный им путь приведет его к большим прудам. Адамс сделал знак, что понимает, и они пошли дальше.

XXIX. ОТКРОВЕНИЕ ПРУДОВ

Около полудня они остановились перекусить и отдохнуть. Почва стала менее болотистой, и солнечный свет свободнее проникал под кров листьев. Маниоковые лепешки заплесневели, и воды не было, но возрастающий свет гнал прочь все мысли, кроме мысли об открывающейся перед ними свободе.

Адамс показал проводнику на его тыквенную бутылку, и тот закивал, протягивая руку вперед, как бы объясняя, что скоро они придут к воде и что все будет хорошо.

По мере того как они продвигались, деревья расступались и становились иными, почва твердела под ногами, и сквозь листву пальм начинали прорываться солнечные лучи, обрывки лазури, птичьи голоса и лепет ветерка.

— Это будет получше! — сказал Берселиус.

Адамс вскинул голову и раздул ноздри.

— Получше! — повторил он. — Да это рай!..

И подлинно, здесь был рай, после того ада мрака, той трясины под кровом листвы, самый запах которой впоследствии преследует человека, как память о горячечном бреде.

Внезапно пятна света замелькали уже не только сверху, но также и между стволами. Они прибавили шагу, лес раздвинулся, и вдруг, с театральным эффектом, перед ними раскинулась широкая поляна, спускающаяся к голубой водяной глади, в которой отражались высокие перистые пальмы и кивающий пырей, а надо всем царило голубое небо и яркое-яркое солнце.