Голубая роза

Сидишь себе у камина (или воображаемого камина), пьешь любимый кофе (или чай, или что хочешь), занимаешься несложной умственной работой, прекрасно зная наперед, что автор тебе потом все объяснит, и обманывая себя, что ты сразу (или через двадцать страниц) догадался, кто убийца. При этом лично тебе ничто не угрожает, тебе нечего бояться у своего (может, воображаемого) камина, в твоей чашечке кофе гарантированно нет яда, и можно поразвлечься за счет чужого страха и чужой смерти. Но если я буду так думать, как же я буду писать свой детектив? А не развлекаюсь ли я даже сейчас, в реальности, за счет чужой боли и смерти? Нет! Я хочу узнать, помочь найти и разоблачить это чудовище!

– Он что, маньяк? Что-то я с такими штучками нигде не встречалась… в смысле в книгах. Зачем оставлять новый чулок вместо старого? – продолжила она разговор.

– Если он маньяк, то это его первая жертва. Но, скорее всего, госпожа Айше, это кто-то образованный и начитанный. Или профессионально разбирающийся в предмете.

– В каком предмете? В чулках?

– В убийствах и их расследованиях. Микрочастицы.

– Что – микрочастицы?

– На чулке останутся микрочастицы кожи с шеи задушенного и с рук убийцы. Если, конечно, он не в перчатках. Но не верится, что он успел надеть перчатки и достать чулок, а жертва спокойно наблюдала за этими приготовлениями. Так что, скорее всего, он был без перчаток. А микрочастиц нет. Никаких, и с шеи убитой тоже.

– Тогда понятно, зачем он забрал чулок. Но зачем он оставил чистый? Может, он ее задушил вообще не чулком, а чулок подбросил, чтобы всех запутать?

– Ну, госпожа Айше, – укоризненно произнес Кемаль, – вы же детектив пишете! На шее у жертвы ведь тоже микрочастицы, я же вам говорил: современная экспертиза творит чудеса. И там микрочастицы точно такого чулка, который валялся около тела.

– Я же вас предупреждала, что ничего не знаю о работе полиции! Так что нечего меня упрекать в невежестве.

– А я и не упрекаю. Просто даю вам понять, что вам придется-таки дать мне почитать свой роман. Чтобы потом профессионалы над вами не смеялись. Но за это…

– Вы захотите стать соавтором? – насмешливо улыбнулась Айше.

– Вот уж нет. За это вы напряжете свою писательскую фантазию и предложите идеи: зачем он оставил там чулок? Зачем девушка носила в сумке собственную фотографию? Кто и зачем ее обрезал? Зачем из блокнотика вырвали несколько страниц и кто это сделал? Зачем она купила прокладки и куда их дела? Зачем лжет ваша Сибел? Или она все-таки ошиблась со временем?

Кемаля интересовали ответы Айше, но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что делает: надо спровоцировать ее сказать об этой Сибел не только то, что ей самой хочется. Ему было от души жаль, что понравившаяся ему женщина оказалась каким-то странным образом замешана в убийстве. Если бы не это – как хорошо было бы сейчас сидеть с ней здесь и обсуждать самые фантастические версии, которые она наверняка предложила бы.

Тем более что, как выяснилось, замуж за этого доктора она не собирается.

Она так и сказала.

Действительно, она это сказала! К тому моменту, как они принялись обсуждать убийство, они поговорили о таком множестве вещей, словно были знакомы и дружны с детства. Наверное, причиной тому было непривычное возбуждение, охватившее Айше при первых же словах, сказанных ей в ректорате. Вот уж сюрприз так сюрприз! Она никак не ожидала ничего подобного, а вернувшись к сидящему в машине Кемалю, не могла удержаться, чтобы не выложить ему все подробности.

– Меня приглашают в Англию! – выпалила она, едва открыв дверцу машины. – Сначала на конференцию по женской литературе, а потом предлагают вести семинар и одновременно писать диссертацию. Представляете?

– Ну, пожалуй, представляю, – отозвался Кемаль, – это все равно как если бы меня пригласили в Скотланд-Ярд, да?

– Наверное. Я не знаю степени вашего преклонения перед Скотланд-Ярдом, но для нас, филологов, такая поездка – это очень престижно, и… ну, у меня даже слов нет, насколько значительно. В Европе ведь до сих пор считают Турцию в научном плане отсталой, дикой страной, и если они признали мои тезисы чем-то хотя бы достойным их уровня, то это… – она смешалась от того, что хвастается, да вдобавок так рекламирует свой успех.

– Это обязательно нужно как-то отметить! – помог ей закончить фразу Кемаль. – Я вас поздравляю. А я, кажется, теряю свидетеля и добровольного помощника? Когда вы уезжаете?

– Не знаю, это не так быстро делается. Конференция через два месяца, вряд ли я уеду раньше.

Кемаль видел, что мысли ее не здесь, а где-то то ли в Англии, то ли в дебрях женской литературы, о которой она знает так много, что об этом услышит вся Европа, а он не знает, увы, ничего. Вместо волновавшего его вопроса – «Надолго ли?» – он вдруг задал совершенно другой:

– А разве есть отдельная женская литература?

– Считается, что есть. Хотя никто пока не дал толкового определения, что это такое. Сугубо «женской» называют даже не всю литературу, написанную женщинами. Иногда говорят, что это такая второсортная беллетристика для женщин или о женщинах.