Голубые искры

- Конечно, на лысых головах волосы с шумом и свистом расти будут! - сердился Яков Петрович и, хлопнув дверью, уходил.

- У тебя же высшее образование, ты же историк, тебя государство выучило, а ты на рынке с плакатом на груди стоишь, людей обираешь! - пенял он по вечерам дочери, оставшись с ней наедине.

- Отец, о чем я должна говорить детям? О том, что батюшка-царь был благодетель, или о том, что он был кровопийца, и революционеры, именами которых и сейчас названы улицы в Москве, правильно расстреляли его вместе с малыми деточками, мертвых облили бензином и сожгли? Чтобы и духу их на Руси не было. О чем говорить с детьми, отец?

Споры закончились тем, что дочь ушла жить к Сергею: сначала они снимали однокомнатную квартиру, потом купили ее, а когда Марина родила дочь, купили трехкомнатную квартиру. Они успели вложиться и в акции Газпрома: Сергей, узнав, что на Алтае за один ваучер дают шестнадцать акций, в Москве - шестьдесят, в Татарстане - тысячу девятьсот, а в Марий Эл - пять тысяч девятьсот акций, сумел достаточно много скупленных в разных местах чеков выгодно обменять на акции, и теперь Малинины безбедно жили на дивиденды.

Это позволяло им ездить на отдых за границу, учить дочку в престижной школе.

Яков Петрович позднее в печати встретил сообщение, что из девяносто шести долларовых миллиардеров России шестьдесят четыре разбогатели в результате приватизации.

Прохоров считал это несправедливым.

"Кто не успел, тот опоздал", - посмеивался зять.

Яков Петрович принципиально от дочери никаких подачек старался не принимать. Поэтому и свою конуру в хрущевке менять на квартиру в новом престижном районе с помощью денег дочери не соглашался.

- Нам с твоей матерью в свое время эта квартира казалась хоромами. Здесь мы были счастливы.

- Отец, на деньги за патент одного только твоего изобретения на Западе ты до смерти жил бы как у Христа за пазухой. А что тебе государство дало здесь? Эту конуру с совмещенным туалетом да висюльки на грудь. Их на базаре сейчас по цене лома серебра - тридцать рублей за грамм - десятками купить можно. А юбилейные медяшки вообще ничего не стоят. И грамотами вместо обоев стены обклеивают.

- Ты мои ордена не трогай! Умру, тогда можешь идти на рынок и торговать ими по тридцать рублей за грамм - туда, где ваучеры скупали. Если внучка позволит. Все ей отпишу! - сердился Яков Петрович.

Дочь уходила, обещая, что ноги ее больше здесь не будет. Но все-таки временами дочь приходила в конуру, где она выросла.

Яков Петрович часто навещал свою старую учительницу Елену Кузьминичну. Десять лет разницы в возрасте с годами стерлись - мужчины стареют и умирают в нашей стране раньше женщин. Она стала вроде немножко ниже ростом, немного похудела, словно усохла, лицо изрезали морщинки, но глаза не утратили живости и блеска, она много читала, регулярно смотрела телевизионные новости. Была энергична и выглядела намного моложе в свои восьмьдесят четыре года.

Яков Петрович, высокий, худой и жилистый, с белой поседевшей головой и такой же белой бородой, ходил с тростью: болели ноги и спина. Он немного горбился и выглядел на год-два старше своих лет. Но глазами он тоже был молод, тоже много читал, по-прежнему выписывал газеты.

Учительница жила все там же, в старом деревянном доме в квартире Кольки Иванова и его брата. Виктора Иванова много лет назад, еще в школьные годы, осудили вместе с его друзьями - блатным Гришкой, студентом, морячком и Розой - на десять лет за хищение со стройки тридцати метров сварочного кабеля. Бухту медного кабеля стащил, вообще-то, один студент. Он сдал его в ларек утильсырья татарину, на деньги купил водки, но гуляли все, всех и посадили. Кольку по малолетству не тронули, хотели отправить в детдом, но вмешалась учительница: она добилась усыновления сироты, переехала в его квартиру и стала для него матерью. Виктор из заключения не писал: может, не позволял режим колонии. Доходили глухие слухи, что молодых и здоровых отправили на урановые рудники, что в Сибири зэки в горе строят завод, и студент отбывает срок там. Но все это были только слухи. Виктор в жизни Кольки больше не появился. Наверное, сгинул где-то.

Николай Иванов с успехом закончил десять классов, военное училище, женился, воевал в Афганистане, постоянно писал своей приемной маме и высылал ей значительные суммы денег. Она пробовала отказаться, но в один из приездов домой полковник Николай Александрович Иванов завел на имя своей "мамы" счет в банке, положил сберкнижку на ее имя на стол и уехал. Этот счет постоянно им пополнялся.

Зайдя в квартиру к учительнице в очередной раз, Яков Петрович застал ее перед зеркалом: старая женщина собиралась уходить, была уже в пальто и поправляла на голове беретик.

- Собираюсь навестить Танечку. Не составишь компанию?

- С удовольствием. Только я ничего не купил.

- У меня всего достаточно. Пойдем.

Детский дом для сирот, куда они направились, располагался недалеко, в трех кварталах от дома Елены Кузьминичны. Пошли пешком. Яков Петрович, опираясь на трость, прихрамывая, нес тяжелую сумку Елены Кузьминичны.