Слышно, как кто-то поет: негромко и серьезно. Красивый голос, и играет хорошо. Обычно днем пения не услышишь, даже если бы оно и было: шумно же. А сейчас – послушай тишину. И эту песню.
Женщины и мужчины, все в темном, в черном, но одеты красиво и, пожалуй, даже нарядно, идут наверх. И из твоего яруса, и из нижних. И крестьяне с Пеленнора. У всех в руках цветы.
Стоило торговаться из-за них утром? сложно сказать.
И наверное, правильно, что такие нарядные. Ты бы, идя к Наместнику Гондора, как оделся?
Ну, может быть, и была нужна вся та суета…
Вернулся Денгар. Отправил вас привести к нему всех глав семейств. Где глава в отъезде, пусть приходит жена, сын, сами разберутся, кому быть. Но чтобы из каждого дома явились, и немедленно.
Тебе досталась матрона, удостоившая тебя царственным взглядом и изрекшая «Пойдем», ты скромно проследовал за ней на полшага сзади, и она, войдя в караульную, изволила безмолвно возмутиться, что еще не все соседи здесь. Супруга торговца воссела на стул, превратив его в трон, а ты подошел к командиру и тихо сказал: «Отпусти в Цитадель. До завтра. Пожалуйста».
Денгар сверкнул глазами: дескать, сейчас каждый человек на счету! – а потом поймал твой взгляд и только ответил:
– Чтобы с рассветом был.
Что делать и как искать Наместника, ты не знал.
И даже был не очень уверен, что правильно пришел. Это ты решил, что нужен ему, а что скажет он? если скажет.
Если вы встретитесь.
Двери дворца были распахнуты, в них медленно двигались два потока людей – внутрь и наружу. Вряд ли Наместник там. А если и там, тебе к нему не подойти.
Тогда как поступить? Встать посреди дворцовой площади и стоять до темноты, надеясь, что он заметит тебя?
Наверное, глупостью было придти.
Наверняка, глупо вот так стоять.
К нему подошел слуга в белом:
– Наместник сейчас очень занят.
– Я лишь хотел сказать, что сочувствую внезапной кончине его отца. И… я в его распоряжении, если нужен ему.
Слуга ответил полукивком, полупоклоном, ушел и скоро вернулся.
– Наместник просит тебя подождать до заката. Потом он придет к входу в Хранилище.
Значит, не зря.
До заката времени более чем много. Пойти в Хранилище? нет, сейчас глаза будут скользить по буквам, не складывая их в слова. Спуститься к себе? пригодишься Денгару? нет, вернуться из этой торжественной печали к делам, пусть и нужным, но будничным – святотатственно. Присоединиться к тем, кто ждет своего часа, чтобы войти в тронный зал и проститься с почившим? тоже нет. Трудно объяснить, почему, но – нет.
Просто пойти на Язык и ждать заката.
И вспоминать этого седогривого властителя, который смог обмануть и простодушного арнорца, и искушенного собственного сына.
Знал о болезни и не хотел говорить?
Надеялся, что уход от дел поможет прожить дольше?
Каким ты был, Наместник Барахир? Если твой сын – один из достойнейших людей, кого я знаю, а твой внук заслуженно ненавидим всем Гондором?
Кого ты обманывал на самом деле? Как? И в чем?
Навеки сомкнуты твои уста.
Сколько тайн ты унес с собой, если не доверил их даже сыну…
– Я не ожидал, что ты придешь, – сказал Диор.
– Мой господин. Минас-Тирит… Гондор скорбит по прежнему Наместнику, а ты потерял отца. Прости, если я беру на себя слишком много, но…
– Спасибо, – тихо перебил его Диор. – Ты прав, мало кто вспомнил об этом.
Таургон молчал: говори, господин мой; говори, тебе же нужно выговорить в кого-то свою утрату.
– Пойдем.
Он не спросил арнорца, может ли тот остаться в Цитадели на ночь. Видел: может.
Они пошли, но не в башню Наместников, а во дворец. Какая-то боковая лестница, темно – сумрак за окнами, скоро не будет видно ничего, но пока Диор вполне различает дорогу, повороты, еще небольшая лестница – и какая-то комната с широкими окнами. На запад: видна черная линия гор, над ними темнота чуть светлее.
Диор зажег светильник.
– Я не ждал, что ты придешь, – повторил он.
А светильник здесь скромный, простой. Хириль в залу более дорогие ставит.
– Мне теперь перебираться в его покои, – Наместник говорил, чтобы сказать хоть что-то. – Они удобные… удобнее моих. Я давно их знаю наизусть… тайники, ходы… чем скорее переберусь, тем лучше.
Арнорец молчал.
Как помочь сильному человеку назвать горе – горем?
– С ним было очень тяжело, – выдохнул Диор. – Он знал только одно слово: «ты должен». Да, я сделаю всё, что должен… но, знаешь, можно же похвалить, сказать «Ты молодец», кивнуть… нет. Д.О.Л.Ж.Е.Н. С Денетором он был другим… другим. Денетор талантливый и умный, его надо хвалить, он надежда Гондора… а ты – должен.
Если Барахир считал внука надеждой страны, то понятно, как тот забрал такую власть… Но ведь есть и настоящая надежда – тот ясноглазый у его ног! Спросить бы, кто это… и не спросишь.
Но он есть, и это главное.
Диор говорил. Годами накипевшее в сердце выплескивалось сейчас, и Таургон довольно быстро перестал его слушать. К такому нельзя прикасаться. О таком нельзя знать. Даже тому, кому это рассказывают.
Но совсем не слышать не получалось.