Гондору не нужен Король

Он шел небыстро – время есть, а ему надо было уложить в душе произошедшее этой ночью. Не отпускала мысль, что, когда взойдет солнце, Барахир примется исполнять свои обязанности – лежать мертвым телом, и делать это он будет так же продуманно и обстоятельно, как и всё в своей жизни.

…когда Таургон шел по Пятому ярусу, его догнал слуга в белом. Вручил маленькую коробочку, сказав: «Наместник велел тебе заварить его сейчас, чтобы ты весь день был бодрым».

Северянин честно предъявил Денгару сей приказ в резной шкатулке, командир попросил дать ему сделать глоток – и это был тот редкий случай, когда приказом можно делиться.

После чего Таургон отправился заниматься своим прямым делом: следить за порядком на улицах.

После ночных событий он был бы бодр и без всякого чая, но этот напиток сотворил с ним нечто волшебное: тело стало легким и полным сил, словно он хорошо отдохнул и отлично выспался. Так что можно было расхаживать по улицам, олицетворяя власть, и бдительно следить за соблюдением траура.

То есть ходить туда-сюда и ровным счетом ничего не делать. Ибо делать было нечего.

Шум, веселье, перебранки – всё это не нужно было запрещать, потому что этого не было. Даже лоточники, обычно играющие в вековечную игру «остановлюсь, пока стражник не видит», играющие в нее не столько в надежде на лишнюю выручку, сколько из врожденного озорства, сейчас катили свои тачки от дома к дому, смотри ты на них, не смотри… на тачках были только цветы.

Не приснились ли тебе безумные толпы вчера утром?!

Рынок сильно обмелел: закупались лишь необходимым. Из дорогих вещей бодро шли только ткани темных цветов, так что Таургон быстро начал понимать, что вон тот господин, спешащий вниз, направляется во Второй ярус, к портным, а слуга, идущий за ним, несет ткань.

Наверное, у портных второй день творится тот ураган, что был здесь вчера… наверняка, всех женщин, умеющих шить, срочно зазывают в помощницы: работы привалило страшно сказать сколько.

И по ночам не спят… Барахир со своего одра им милостиво кивнет и дозволит работать ночью.

Вчера бы тебя это возмутило: траур должен быть в сердце, а не в наряде, а сегодня казалось правильным.

Сейчас, если ты за что и осуждал этих людей, так это за непредусмотрительность: будь ты одним из них, ты бы уж конечно озаботился бы траурным платьем загодя, не дожидаясь голоса похоронного колокола.

А вот и он.

Тихий, долгий.

Плывет над городом.

И на душе так светло и чисто.

Через пару недель суета подготовки настигла и стражников: доставали кольчуги, шлемы, нагрудники – всё это было в порядке, но ко дню похорон надлежало привести в безупречный вид. Так что все, кто свободен от караулов, чистили, полировали, подгоняли по росту – многие должны были надеть парадную форму впервые. Делалось это с усердием, не имевшим отношения ни к приказу Денгара, ни к воле грозного лорда Харданга, перед которым их командир трепетал, хотя и старался скрыть это.

Перед днем похорон Денгар выстроил их, придирчиво проверил внешний вид (изъянов не нашлось, хотя он старался), еще раз изложил им все требования к порядку в Ярусе и подвел черту, явно повторяя слова и тон сурового Хранителя Ключей:

– Чтобы завтра мне стыдно не было!

Ты не знаешь лорда Харданга, но готов поручиться: ему не придется краснеть перед Наместником Барахиром.

В этот день рынок был открыт лишь два часа после рассвета, из жалости к тем, кто не запасся необходимым заранее. К полудню решительно все дела были завершены. Город замер в безмолвном ожидании.

Таургон был свободен (ни одного лоточника, как и положено), но с улицы не уходил. Ему хотелось быть рядом с этими людьми, хотелось разделять с ними чувство светлой печали, удивительно роднящее сейчас даже тех, кто не знаком.

На улице их становилось всё больше – в трауре, который странным образом был к лицу всем без исключения, делая обычных людей красивыми или значительными. Дети в темных одеждах были серьезнее и казались взрослее; они и не думали шалить, так что все наставления, как стражник должен поддерживать тишину, были не нужны.

После полудня раздался одиночный удар колокола, означающий: через час начнется. Горожане стали уходить в дома, чтобы почти сразу выйти, взяв с собой… что-то. Одни поднимались на стены Яруса, другие оставались на улицах.

Выстроились стражники при полном параде.

Город был готов и ждал начала.

И все семь Ярусов вздрогнули, услышав первый звук трубы.

Низкие голоса труб рокотали и пели, эхо гор подхватывало их, и казалось, что трубы говорят о том, каким был Наместник Барахир, о его жизни и свершениях, о его мудрости и чаяниях, и пусть не в камне, но в звуке быть им запечатленными, а только звук сильнее камня, ибо Музыка была, когда камня еще не было, и останется тогда, когда камни рухнут.