Горечь и сладость любви

А он, поддерживая её за талию, стал вальсировать вместе с ней.

Клавдии Вера позвонила перед самым вылетом самолёта и сообщила, что Эд увозит её в Прагу на целых три дня.

– Здорово! – порадовалась за неё Клавдия.

Вера не стала спрашивать, как у Клавдии развиваются отношения с Андреем. С чего она взяла, что они развиваются? С того, что Данилов перестал избегать её и хмуриться, встретив её случайно в коридоре или офисе.

Вера в глубине души радовалась тому, что как удачно она провернула задуманную авантюру со знакомством шефа и подруги. Она пребывала в уверенности, что они оба безумно ей благодарны, но ещё не созрели для откровенного разговора и тем более изъявления ей благодарности.

«Ну и пусть», – благодушно подумала она.

А Клавдия решила пока ничего не говорить Вере о Якове. «Пусть себе пребывает в заблуждении некоторое время. Это только пойдёт ей на пользу».

Пока Вера и Эдуард наслаждались красотой зимней Праги, Клавдия и Яша встретили Новый год дома. Они долго спорили, у кого лучше нарядить ёлку и сервировать стол.

Яша уверял, что у него просторней, к тому же можно съездить в парк, благо он недалеко от его дома. А Клава уверяла, что зато у неё уютнее и она не представляет своей квартиры без новогодней ёлки.

В результате новогодние ёлки поставили в обеих квартирах. На вечер первого числа решили пригласить в Клавину квартиру Клавиных родителей. А второго к Якову позвали Андрея, хотя Данилов и упирался, ссылаясь на какие-то срочные дела.

Сам Новый год решили всё-таки встретить у Яши. Так как он вызвался печь пироги и запекать индейку. Зато холодец Клавдия сварила у себя и накануне привезла его к Якову.

Они накрыли стол возле ёлки, зажгли свечи и бегающие ёлочные огоньки и стали ждать, когда же президент поздравит их лично с Новым годом и на Кремлёвской башне пробьют куранты. Когда это случилось, они одновременно завопили: «Ура!» – выпили шампанское и бросились в объятия друг к другу.

И только позднее Яков спросил:

– Клава, а ты загадала желание?

– Чего его загадывать, – ответила она, – если оно и так уже исполнилось.

– Я подумал точно так же, – улыбнулся Яков.

Он осторожно снял с неё очки, долго разглядывал её лицо, точно узнавая её заново, а потом выдохнул:

– Клава, а ты знаешь, что у тебя шёлковые ресницы? И такие длинные-предлинные, как у сказочной принцессы! Ты их специально загибаешь вверх?

– С ума сошёл! – засмеялась она. – Я и понятия не имела, что они у меня такие.

– Ты меня любишь? – спросил он.

– Ещё бы я не любила тебя, – выдохнула Клавдия и чмокнула Яшу в нос.

Девственно нетронутое сердце Якова умиляло и восхищало Клаву. Она не могла понять, как ему удалось сохранить его таким при всех пережитых им трудностях, ведь это не шутка – потерять родителей в четыре года и воспитываться бабушкой и прабабушкой. Она просто не могла поверить своему счастью.

«И ведь как ни крути, – думала про себя Клавдия, – случилось всё это благодаря абсурдной идее Веры свести меня со своим бывшим».

Клавдии было жаль Данилова, её сердце почему-то говорило ей, что Вера могла бы быть счастлива именно с Андреем. А художник… что художник?! Он весь в искусстве! Сегодня влюблён в одну, завтра в другую. Наверное, она очень старомодная личность, может, даже замшелая. Но не верит она в постоянство творческих личностей. Хотя, конечно, случаются и исключения, вот, например, обожаемый её мамой артист Николай Рыбников. Да и другие примеры отыщутся.

– Клава, ты чего притихла? – тихонько встряхнул её Яша.

– Думаю, – ответила она.

– А, Чапай думает, – хмыкнул он, – а я-то по простоте душевной был уверен, что ты наслаждаешься моим обществом.

– Одно другому не мешает, – важно заявила она.

– Кому как, – возразил Яша, – мне, например, одно твоё присутствие напрочь мозги отключает, и я ни о чём другом уже думать не могу.

– Яша! – она посмотрела на него сурово.

– Что?!

– С этим надо бороться!

– С чем с этим? – не понял он.

– С отключением твоих мозгов в моём присутствии.

– Зачем?

– А затем! Если мы будем жить вместе и ты постоянно будешь думать только обо мне, то как же ты будешь работать.

– А я не буду работать, – усмехнулся Яков и повалился на спину.

– Как это не будешь работать? – всполошилась Клава.

– А так, буду сидеть на твоей шее! Ты будешь меня кормить, поить, одевать, обувать, а я буду о тебе возвышенно мыслить.

– Нет уж, голубчик, – погрозила она ему пальцем, – даже и не мечтай.

– А что же мне тогда делать? – спросил он с притворной озабоченностью.

– Искать переключатель!

– Какой такой переключатель? – не понял он.

– Обыкновенный! Должен же он у тебя где-то быть, – она стащила с него одеяло и быстро заскользила ловкими пальцами по его телу.

Яков стал вертеться и натягивать одеяло на себя:

– Клава! Щекотно! Перестань!

– Тогда сам ищи свой переключатель.

– Я поищу! – заверил он её. – Обязательно!

– То-то же, – успокоилась она.

– Кстати, – сказал он, подбирая ноги и усаживаясь на кровати по-турецки, – ты знаешь, когда я в тебя влюбился?

– Понятия не имею, – ответила она. Если честно, то Клава до сих пор недоумевала, как это Якова угораздило в неё влюбиться.