Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Основную черту ленинского характера Горький правильно называет воинствующим оптимизмом. И прибавляет: «Это была в нем не русская черта». Вот так-то! Но ведь типичный интеллигент из земских подвижников есть архирусское, архитамбовское явление. Каким же это образом Ленин, с его основными «не русскими» чертами: железной волей и воинствующим оптимизмом оказывается типичным русским интеллигентом? И нет ли тут ненароком огульной клеветы на русского человека? Талант водить вошь на аркане есть, правда, бесспорный русский талант, но, благодарение диалектике, не вечный и не неизменный. Увенчавшаяся керенщиной эсеровщина была высшим политическим выражением старорусского искусства вождения вши на аркане. Но Октябрь был бы невозможен, Алексей Максимович, если б в русском человеке уже задолго до Октября не зажегся огонь нового характера. Ленин стоит не только на переломе русской истории, но и на переломе национального русского «духа». Главные черты Ленина будто бы «не русские» черты. Главные черты Ленина будто бы «не русские» черты. А партия большевиков, разрешите вас спросить, русское явление или, может быть… голландское? Вот эти пролетарии-подпольщики, боевики, твердокаменные уральцы, партизаны, красные комиссары днем и ночью с пальцами на браунинге, сегодня заводские директора и трестовики, готовые завтра сложить головы за освобождение китайского кули, эта вот раса, это племя, этот вот орден, это что же, позвольте осведомиться, не русская печь пекла? Нет, не русская-с. Или, если угодно, и вся Россия XX века (и ранее того) уж не «русская» Россия, провинциальная, окуровская, а новая, международная, с металлом в характере. Большевистская партия есть отбор этой новой России, а Ленин — величайший ее отборщик и воспитатель [ТРОЦКИЙ (VI)].

Лев Троцкий был убежден, что «Гений есть, прежде всего, преодоление ограниченности». Но столь бурный выплеск «национальной гордости великоросса» у еврейского большевика, человека декларативно отказавшегося от своего национального «эго» во имя интернационализма, несомненно, свидетельствует о том, что с самого начала политической борьбы за власть в Советской России принадлежность Вождя к титульной нации играла немаловажную роль.

Как утверждает Троцкий, Ленин послал Горького за границу «понюхать снова, чем пахнет капиталистическая культура», и от этого тот должен был «выздороветь», «выпрямиться», т. е. безоговорочно принять послеоктябрьский большевизм и Советскую Россию. Ленинский замысел удался на 100 %, но «выздоровление» Горького случилось несколькими годами позже, в объятиях заклятого врага Троцкого — тов. Сталина. Свидетельством этому в частности явилось горьковское дополнение во втором издании очерка «В. И. Ленин», явно бросавшее нездоровую тень на отношение к Троцкому всячески превозносимого им Ильича.

Не приходится сомневаться, что эта вставка должно была больно уязвить самолюбие опального революционера. По этой причине, видимо, и он, со своей стороны, не удержался от сарказма в своем по форме вполне хвалебной статье-некрологе «Максим Горький», перебросив в аллюзивной форме камешек в огород ушедшего в мир иной писателя: