Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Что же касается отношения Горького к евреям как к народу, отличному от великороссов, имеющему свою древнюю культуру, религию и традиции, то здесь он выступал не как большевик-ассимилятор или симпатизант БУНДа, коим он себя публично аттестовал во время посещения США в 1906 году (см. ниже), а вполне как сионист. Дело в том, что в большинстве своем российские сионисты отнюдь не отрицали социалистической идеи. Однако при этом они справедливо — как показало дальнейшее развитие истории человечества, считали, что в современном мире националистические настроения масс являются не менее сильным фактором, чем классовый антагонизм. Единственной возможностью сохранения еврейского народа как полноценного этноса сионисты считали воссоздание его государства на территории тогдашней Палестины. Подобного рода воззрения никогда не разделялись Горьким полностью, поскольку — об этом речь пойдет ниже, он, как и многие интеллектуалы того времени, сочувствовавшие еврейству, полагал сионизм утопией. Однако, будучи противником унификации культур малых народов, Горький всегда сочувствовал гебраизму — сионистской культурно-языковой политике.

Естественно, возникает вопрос, каким образом этот коренной русак, волжанин, не имевший контактов с еврейской чертой оседлости и специального образования, связанного с изучением иудаизма, в ситуации жесткого противостояния юдофильской и юдофобской идеологии в тогдашнем русском обществе и ассимиляторской политике его собственной партии оказался убежденным и последовательным филосемитом?

Здесь, естественно, нельзя дать однозначного ответа, поскольку этот вопрос от начала и до конца связан с процессом становления и развития личности. Ему присуща та мирская временная протяженность, в которой проходит все человеческое существование. Впрочем, сам Горький отнюдь не обходил молчанием вопрос об истоках своего филосемитизма. Напротив, в публичных заявлениях он не раз детально объяснял их происхождение, касаясь при этом как обстоятельств биографического характера, так и из чисто духовных аспектов становления его личности. Из всего это следует, что филосемитские убеждения Горького имеют вполне рациональную природу. Они, во-первых, результат осмысления им истории еврейской культуры и религии широком культурологическом контексте, а во-вторых — оригинальный продукт его рефлексивной практики, понимаемый как особого рода «перенесение переживания с внешнего мира на самого себя».

Что касается меня лично, то я уже с самого детства это и глубокую симпатию к еврею. Самое светлое Воспоминание в моей жизни содержит в себе одновременно воспоминания евреев. 14 лет тому работал я в качестве простого работника на Еврейской ферме[230]. Еврейские христианские земледельцы жили между собой очень дружно. Крестьянские дети охотно посещают еврейские училище — других училище там не было. («О Бунде» [АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 120]).

Из биографии Горького известно, что с лета 1888 по октябрь 1892 года он странствовал «по Руси». За четыре года будущий писатель исходил всю Южную Россию — от Астрахани до Москвы, побывал в Южной Бессарабии, Крыму и на Кавказе. Он батрачил в деревнях, работал на рыбных и соляных промыслах, был мойщиком посуды, служил железнодорожным сторожем и работником ремонтных мастерских.

Ранним летом 1891 года на полпути между Харьковом и Николаевым Горький набрел на колонию «Добрая», находившуюся в одной версте от тогдашней Харьковско-Николаевской железной дороги. Это была еврейская земледельческая колония, в которой тогда проживало примерно 200 еврейских семей. Она возникла в 1807–1809 гг. В нескольких десятках километров от неё находилось еврейское село Яновка, где родился Троцкий.

<…>