Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл

18 мая С.К. Тимошенко пытается действовать в соответствии с намеченным планом. Кстати, мы абсолютно несогласны, когда мероприятия по приказу № 0140/ОП характеризуются как полумера. Выше показывалось, что силы для остановки и разгрома перешедшего в наступление противника выделялись внушительные. И часть сил из 6-й армии изымалась, как на том ещё вечером 17-го настаивал А.М. Василевский: 2-й кавалерийский корпус и 23-й танковый корпус. Другое дело, что ряд обстоятельств: необходимость времени на передислокацию и сосредоточение сил, предназначенных для борьбы с прорывом противника, плохая связь с войсками, вследствие чего централизованное управление ими было нарушено, отсутствие взаимодействия между нашими контратакующими или обороняющимися соединениями (опять же в силу плохой связи), быстрота действий немцев, упреждающих наши мероприятия, – обусловил провал всех мер командования ЮЗН. Но до вечера 18 мая главком ЮЗН надвигающейся катастрофы не ощущал. Во всяком случае, он должен был подождать результатов дневных боёв.

Судя по всему, вр.и.о. начальника Генштаба оповещал Сталина об ухудшении положения в Барвенковском выступе не на основании донесений командования ЮЗН, а на основании сведений, передаваемых ему из штаба 57-й армии (как и 17 мая). И Верховный, обеспокоенный ситуацией, звонил Тимошенко и Хрущёву. Но те, заверив его, что оснований для беспокойства нет, ещё и подкрепили эти свои заявления донесениями, переданными в Ставку в ночь с 18 на 19 мая (см. выше).

Вечером 18 мая Н.С. Хрущёв звонил А.М. Василевскому, очевидно, для подстраховки. По-видимому, какие-то опасения относительно складывающегося положения либо у него одного, либо у него с С.К. Тимошенко всё-таки были. Как уже отмечалось выше, по крайней мере, член Военного совета Юго-Западного направления уж точно не расстроился бы, если бы Сталин остановил наступление, вняв, наконец, предупреждениям А.М. Василевского. Тут на себя обращает внимание, что переданный в два часа ночи в Ставку доклад Н.С. Хрущёва о положении 9-й армии говорит значительно подробнее донесения Тимошенко, ушедшего в Москву полутора часами раньше. Может, этими подробностями Н.С. Хрущёв подталкивал Верховного к остановке наступления своим приказом? Может, он при этом вообще вёл свою «игру», не соглашаясь с оптимистической оценкой ситуации С.К. Тимошенко? На эти вопросы достоверных ответов, пожалуй, мы никогда не узнаем.

Но зато известно, что даже 19 мая С.К. Тимошенко до обеда не видел «причин для паники». По крайней мере, главком направления не сделал ничего такого, что заставило бы считать это утверждение неверным. И только после обеда, в 15.35 он вышел на Ставку с предложением о приостановке наступления 6-й армии и армейской группы Бобкина и переориентации их сил на ликвидацию немецкого прорыва. Согласие Ставки было тут же получено.

Кстати, обращаем особое внимание, что С.К. Тимошенко вначале получил согласие Ставки ВГК, а потом уже приступил к реализации намеченных мероприятий (приказ в войска ушёл только в 19.00 19 мая, а Верховный дал «добро» в 15.50). Из мемуаров А.М. Василевского вытекает как раз обратная последовательность: сначала главком ЮЗН остановил наступление и начал проводить перегруппировку сил, а уже затем последовало согласие на это Сталина. Это неверно.

И ещё интересная фраза в телеграфных переговорах А.М. Василевского с С.К. Тимошенко и Н.С. Хрущёвым в 15.35 19 мая:

«Кстати, поставленный вами вопрос сегодня утром уже обсуждался в Ставке»

[5; 446].

Т.е. в Ставке необходимость переброски основных сил атакующей группировки для сдерживания немецкого наступления была 19 мая осознана раньше, чем в штабе Юго-Западного направления.

Представляется, что даже эта мимоходом сказанная фраза свидетельствует в пользу нашей реконструкции событий: если уж 19-го числа в Ставке раньше заговорили о приостановке наступления, чем в штабе ЮЗН, то о каких (официальных, а не «подпольных») просьбах 18 мая может идти речь?

Второй вопрос. Какова мера ответственности командующего 9-й армии генерала Ф.М. Харитонова в том, что фронт подчинённых ему войск был прорван буквально в одночасье? Вопрос не праздный, т.к. непрочность обороны 9-й армии явилась первопричиной всей харьковской катастрофы.

Одну точку зрения в своих мемуарах выразил И.Х. Баграмян (она в значительной мере основывалась на положениях доклада командующего ЮЗН о результатах Харьковской операции, поданного в Ставку около 30 мая 1942 года [5; 455-457]):