Горькое похмелье

Летчики не стреляли, не бросали бомб, только присматривались. И хотя отряд спешно укрылся в небольшой рощице, летчики их местоположение легко обнаружили. Один из аэропланов снизился над дорогой, и наблюдатель, высунув из кабины голову в шлеме, рассматривал жирные следы на влажной дороге.

– Ну шо ж, Петро Андреич, настал твой черед оставаться, – сказал Махно Аршинову, не поднимая головы. – Похоже, нас уже красни одних не бросят. Я всегда выслушивал твои советы, Петро Андреевич. Все они были полезни… Выслухай тепер ты мой совет! Последний! Уезжай от нас! В Харьков уезжай, до своих хлопцев. Чи в Москву. Ты там будешь даже нужнее. Человек ты умственный, безоружный. Увози свою голову, Петро Андреич, она сильно ценна для мировой анархии. Не мы первые, не мы последние. Все ще будет!

– А может, еще побуду?

– Не рискуй. Не надо.

Новый аэроплан ходил кругами, наклонившись, как будто привязанный к этой зеленой рощице.

– Мы тебе бричку оставляем. И Степана. Степан уже старый для таких приключениев. Пусть додому вертаеться, в Гуляйполе. Внуки заждались. Его не тронуть. Ездовой, мобилизованный.

Степан почесал затылок. Промолчал. Что говорить? Столько лет прошло с тех пор, как он отстегал кнутом хлопчика, первого гуляйпольского башибузука, до синих полос по всему телу! Никакими словами не объяснить, что нашло на него тогда! Старался забыть, не вспоминать. Но не забывалось. И Нестор, спасибо ему, ни разу не напомнил, не укорил. Было и было!

Степан тряхнул седыми лохмами, высморкался, вытер кулаком слезы. Вот и все прощание!

– Ну, мы сейчас поскачем, – сказал Нестор Аршинову. – А вы пока тут оставайтесь. Они за нами погоню устроят… Вам, главное, под горячую руку им не попасть – расстреляют. А там, подальше, вас уже Зельцеровы документы спасут.

– А вы куда?

– Може, в Румынию чи в Польшу. Тут пропадем. Добьют нас. Росклюють, як коршуны голубенят!.. И ты, Виктор Антонович, – обратился он к Чернышу, – тоже подумай. Може, найдешь для себя где-нибудь надежне пристанище?

– Я б в Турцию подался, – тихо сказал Черныш. – Там тоже борьба за свободу. Ататюрк против султана…

– Шо ж! Если кто с хлопцев захочет – бери с собой.

Снова раздался гул над головами.

– Ну, мы сейчас поскачем. А вы переждить. Як стемнеет, отправляйтесь! А то поздно будет. А мы – на Ольвиополь: нови власти перенезвалы його в Первомайск. Там уже горы, леса. Дойдем – жыви будем.

Гул удалился. А на линии горизонта, поднимая степную пыль, появились грузовики.

– Хлопцы, вперед! – закричал Нестор. – Грузотряд!

Они выскочили из лесочка и помчались по дороге. Изношенная в походах махновская тачанка скрипела, качалась. Сзади за ней шли «артиллерийские» упряжки. Павло Тимошенко, оглядываясь, сидел рядом с ездовым на передке, держась за поручни.

– Эх, де мои трехдюймовочки! – вздохнул он.

А грузовики мчались по ровному шляху, придерживаясь поросших травой обочин, чтобы не слишком досаждать друг другу пылью. В кузовах сидели курсанты с красными и синими петличками. Три пулемета глядели в разные стороны. Грозная погоня!

– А вон еще! – показал Юрко в сторону, голос его дрожал.

И действительно, вдали возникли еще три столба пыли. И передвигались они очень быстро.

– Ну, гони же! Гони! – закричала Галина.

– Та кони устали! – пожаловался Юрко, сменивший Степана. – Паленые кони, та ще й недокормлени!.. Догонять, заразы!

Все отставали и отставали от стремительно уходящего от погони отряда зарядные ящики Павла Тимошенка.

– Бросайте свои корыта! Обрубайте постромки – и на коней! – приподнявшись, крикнул ездовым Махно.

Они так и сделали. На ходу забрались на лошадей и шашками обрубили сбрую. Брошенные зарядные ящики загородили проезжую часть дороги…

Остался возле ящиков лишь один Павло Тимошенко. Он торопливо перекладывал снаряды в один ящик, искоса глядя на приближающиеся машины. Достал из инструментального короба молоток на длинной ручке. Стал ждать…

Грузовики приблизились, затормозили. Несколько курсантов соскочили на землю, побежали, чтобы схватить махновца.

– Ну, идите сюда!.. Идить, дурачки! – позвал Павло. Боковым зрением он видел приближающихся курсантов… Взмахнул молотком, целясь в открытый взрыватель…

Мощный взрыв сотряс и всколыхнул вековую степь.

Махно оглянулся. Над шляхом высоко в небо поднималось дымное облако…

Махновская колонна въехала в заросли реки Мертвоводки, впадающей в Южный Ингул.

Махно слез с тачанки и, пошатываясь, подошел к толстому буку, прислонился. И долго стоял так, словно набираясь от дерева спокойствия и силы.

Галина пришла с берега реки с котелком, полным воды. Дала всем попить.

– Почему речку Мертвоводкой назвали? – спросила она. – И по карте так.

– Тут спокон веку войны шли, Галочка, – сказал Махно, – С татарами, турками, ляхами… И еще раньше… – Махно тоже напился. Потом взял из тачанки щетку, принялся стирать с коней пену. – И в книгах написано, и люды от дедов слыхали, шо тут были сильные бои. Тысячи мертвых в воде плавало. От и стала речка Мертвоводкою.