Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Замечания Исидора фиксируют определенную тенденцию, о развитии которой свидетельствует наиболее известное сочинение одного из видных представителей Исидоровой школы — Тайона Сарагосского, учившегося у Браулиона Сарагосского, верного ученика и последователя севильского епископа[821]. В 640-х годах Тайон, тогда еще сарагосский пресвитер, был направлен королем Хиндасвинтом (еще одно показательное совпадение!) в Рим для копирования сочинений папы Григория I Великого[822], прежде всего его «Моралий». Выполнив свою миссию, в 653 или 654 г. Тайон, находившийся под глубоким впечатлением от сочинений Григория, создал собственный текст, способствовавший популяризации Григориевых «Моралий» в Испании, — «Сентенции», в которых фрагменты оригинала были расположены в тематическом порядке и снабжены комментариями. Семь раз употребив слово «hereditas» (включая сюда и цитаты из книг Ветхого Завета), Тайон лишь однажды использовал его в римско-правовом смысле. Во всех остальных случаях речь идет о «hereditas» — наследственном владении, уделе, которым человек обладает на земле (terrenis hereditatibus)

[823] и который за достойное христианское поведение и связанные с ним добродетели уготован ему на небе (perpetuam hereditatem)[824].

В значении, близком к последнему, термин фигурирует и в постановлениях толедских соборов. Речь идет об уделе славы, который намеревается стяжать своими действиями на земле король Рецесвинт (649–672), включивший это выражение в адресованный VIII Толедскому собору (653 г.) «tomus regius» — программное послание, в котором перечислялись положения, предлагавшиеся для обсуждения отцам собора[825]

. И хотя в остальных случаях (если опустить все те же ветхозаветные цитаты[826]) «hereditas» фигурирует в своем римско-правовом значении[827], означенный риторический пассаж представляется весьма важным уже потому, что исходит от лица мирянина, да к тому же и законодателя (ведь именно Рецесвинт обнародовал первую версию «Вестготской правды»).

К этому свидетельству вплотную примыкает еще одно, представляющееся мне наиболее важным. Речь идет о «Житии св. Фруктуоза, епископа Браккары», написанном во второй половине VII в.[828] Длительное время этот текст было принято атрибутировать аббату Валерию из Бьерсо, одному из учеников святого, однако в настоящее время эта точка зрения отвергнута. Тем не менее не вызывает сомнений то, что житие было написано в первой половине 660-х годов, вскоре после смерти святого, лицом, принадлежавшим к братии его монастыря или хорошо знавшим Фруктуоза при его жизни.

Герой повествования (известно лишь его монашеское имя, которое неоднократно обыгрывается автором: «Fructuosus nunquam sine fructu»[829]) происходил из королевского рода и был сыном дукса, имевшего обширные владения близ Бьерсо, на границе Галеции и будущей области Леона[830]. Став монахом вопреки воле родных, святой основал монастырь в Комплудо, близ Асторги, и передал ему все свои владения[831]. Этот акт попытался оспорить его дядя, брат матери. Явившись к королю и простершись у ног монарха («coram rege prostratus»), он добился права на земли, уже находившиеся в собственности Церкви (их статус определяется в тексте как «часть наследственного владения» — «pars hereditatis»), поскольку обязался нести за них военную службу в ополчении королевства. Показательно, что королю приведенные аргументы показались вполне правомерными, и лишь чудо — неожиданная смерть претендента, выглядевшая как ниспосланное свыше наказание святотатцу, — избавило монастырские земли от изъятия[832]

.

А.Р. Корсунский, уделивший значительное внимание рассмотрению этого фрагмента, полагал, что речь в нем идет о пожаловании земель, которыми святой изначально владел на правах аллодиста, в качестве бенефиция его родственнику, уже после их передачи в собственность монастыря, т. е. о вероятном варианте франкского института «precaria verbo regis»[833]. Признаться, я не усматриваю здесь никаких намеков на бенефиций, но точка зрения выдающегося советского историка, характеризовавшего упомянутое владение как аллодиальное, представляется мне более чем обоснованной (что бы ни подразумевалось под словом «аллод»).

Неслучайным выглядит и регион, из которого происходит единственное свидетельство существования аллодиальной собственности готской знати. Область, с которой были связаны основные факты биографии св. Фруктуоза, представляла собой наиболее не только северные районы полуострова, но относительно сильно германизированную территорию Галеции и северной Лузитании (бывшее королевство свевов), а также Астурию и север будущей области Леон[834]. Замечу также, что приведенное свидетельство единично, оно настолько сочетается с данными других текстов вестготского времени, что заслуживает максимального доверия.

Наследственные владения в астуро-леонский период (VIII–X вв.)