Подобные представления разделяются большинством исследователей. Так, по данным Ж. Дюби, во Франции слово «оруженосец» начинает использоваться для обозначения статуса сыновей рыцарей с XIII в., т. е. со времени, когда незнатное рыцарство окончательно исчезло и ко всем рыцарям стали применяться титулы «dominus» или «messire»[1232]
. Аналогичным образом на английском материале П. Косс утверждает, что начиная с XIII в. обязанности оруженосца выполняли только юноши знатного происхождения, по меньшей мере выходцы из обедневших рыцарских семей[1233].Однако существуют и иные точки зрения. В частности, англичанин М. Бэнетт пытается терминологически и по существу отделить знатных по происхождению оруженосцев (
В Кастилии и Леоне сколько-нибудь развернутая информация об оруженосцах впервые появилась в тексте «Семи Партид» Альфонсо X Мудрого, т. е. около 1265 г. Титул 21-й второй Партиды по существу представляет собой трактат, целиком посвященный рыцарству и напоминает (а скорее во многом предвосхищает) знаменитую «Книгу о рыцарском ордене» «трубадура Христа» каталонца Рамона Льюлля (1232–1316). В центре внимания составителей этой части Партид — сословные обязанности рыцарей в их идеальном, а отнюдь не конкретно-правовом восприятии. Не случайно центральное место в титуле занимает подробная регламентация акта посвящения в рыцари (законы 14–15), трактуемая в понятийной системе христианских символов. Так, посвящение уподобляется крещению, а следующий за ним акт торжественного снятия пояса — конфирмации. При этом, как это свойственно и современной католической традиции, последней (приему верующего в общину в качестве ее полноценного члена) придается не меньшее значение, чем собственно крещению[1236]
.Именно в связи с ритуалом посвящения впервые упоминается и оруженосец — знатный юноша, готовящийся стать рыцарем. Подготовка включает ночное бдение в церкви и следующие за ним омовение, облачение в особую обувь, поверх которой в начале ритуала прикрепляются шпоры, а также одежду, включая блио, поверх которой посвящающий застегивает рыцарский пояс с висящим на нем мечом (как известно, этот акт был кульминацией акта посвящения)[1237]
. Соответственно, если статус оруженосца предшествовал статусу рыцаря и лишь рыцарь имел право на посвящение, то логичным выглядит присутствие оруженосца и в ритуале утраты рыцарского звания — своеобразной диффамации, зеркально противоположной посвящению (она регламентируется законом 25)[1238].Сначала оруженосец прикреплял к обуви осужденного шпоры и надевал на него пояс с мечом, а затем, зайдя со стороны спины, разрезал ножом сначала пояс, а затем ремни, на которых крепились шпоры. И когда это происходило, статус рыцаря считался навсегда утраченным. Замечу, что процедура была тем более унизительной, что обычно оруженосцу во время трапезы запрещалось даже сидеть в присутствии рыцаря[1239]
.Эти весьма обобщенные замечания существенно развиваются и детализируются в «Первой всеобщей хронике». Наиболее важные положения хроники, касающиеся оруженосцев, выглядят следующим образом.
1. Оруженосцы предстают как неотъемлемый слой феодального класса: упоминаются не только рыцари, но и магнаты, в юности бывшие оруженосцами[1240]
. При этом лица, относившиеся к этой страте, четко отделяются от полноправных рыцарей: в бой они вступают пешими, а их вооружение, насколько можно понять по косвенным данным, оказывается более легким, чем у рыцарей[1241]. В период боевых действий они несут несоотносимую со статусом рыцаря караульную службу[1242].