Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

4. Особенности сословной идентичности местного рыцарства

Выше речь шла главным образом об истории местного рыцарства Сепульведы и Куэльяра (и — шире — Центральной Испании). Теперь же настало время порассуждать о месте этих локальных сюжетов в истории всего кастильско-леонского рыцарства. Важно понять, осознавало ли себя единым целым сообщество профессиональных конных воинов Кастильско-Леонского королевства XIII — середины XIV в.? И если да, то каким образом формировалась сословная идентичность рыцарского класса в кастильско-леонском обществе?

Поиск ответа на этот вопрос целесообразно начать с обращения к тексту «Семи Партид» Альфонсо X Мудрого. Среди прочего в их тексте содержится одно любопытное положение, включенное в состав рассматривавшегося выше 21-го титула Партиды II, который регламентировал особые права и обязанности рыцарей. Речь идет о законе Partid. II.21.20[1256]

. Красноречиво уже его заглавие: «О том, что рыцарям во время трапезы следует читать "истории" о великих подвигах». В данном случае под «историями» (estorias) понимаются исторические сочинения, написанные на разговорном (старокастильском) языке в противовес латинским текстам того же жанра (

chronicae, historiae и т. п.).

Согласно закону во время трапезы и во все иные моменты, свободные от занятий, рыцарям надлежало слушать чтение «историй» вслух или же внимать устным рассказам пожилых и опытных рыцарей о великих деяниях прошлого. О том же должны были быть и песни хугларов — один из неотъемлемых атрибутов торжественной феодальной трапезы. Наконец, чтению все тех же «историй» следовало посвящать вечера и даже часть ночи. Не менее красноречиво и завершение текста: «И это делалось [рыцарями] издавна, ибо от выслушивания [таких рассказов] укреплялась их воля и их сердца, и становились они духовно крепче, и стремились к тем свершениям, которых достигли другие…» и т. д.[1257]

Перед нами факт прямого навязывания определенных норм и ценностей, целью (или одной из важнейших целей) которого несомненно являлись формирование и воспроизводство сословной рыцарской идентичности. На подобные факты давно (в 1980-х годах) обратили внимание ученые (главным образом антропологи и культурологи), изучавшие другой, может быть наиболее исследованный, вид идентичности, а именно — идентичность национальную. В частности, Э. Хобсбаум и Б. Андерсон представляют национальную идентичность (да и саму нацию) как некий набор «конструкций и культурных артефактов», как результат целенаправленной деятельности нескольких или даже одного поколения интеллектуальной элиты. В итоге нация предстает как некая «сконструированная реальность»[1258].

Эта точка зрения, конечно, интересна, но не бесспорна. В частности, американский антрополог Э. Смит, который детально рассмотрел концепции национальной и этнической идентичности, сформировавшихся в 60–80-х годах XX в., обоснованно отмечает, что если нацию и можно «сконструировать» сверху, то лишь в той степени, в которой идеи и ценности, исходящие от интеллектуальной элиты, способны найти отклик у остальной части общества. В любом случае объяснить генезис и развитие подобной идентичности лишь каким-либо одним фактором (будь то сознательная деятельность интеллектуалов или же объективные экономические, политические или социальные процессы) невозможно (а теоретические конструкции, исповедующие принцип монофакторности, соответственно, несостоятельны)[1259]. Этот вывод представляется настолько значимым, что, приняв его во внимание, я постараюсь реконструировать тот комплекс факторов, который способствовал формированию и воспроизводству идентичности средневекового кастильского рыцарства.

* * *