2. Хроника позволяет понять истоки подобного статуса: в тексте хроники применительно к одним и тем же лицам употребляются термины «воспитанник» и «оруженосец»[1243]
. В качестве воспитанников своего сеньора, который впоследствии, как правило, и посвящал их в рыцари, оруженосцы постоянно проживали в доме воспитателя, выполняли функции доверенных слуг[1244] и сопровождали его вне дома, составляя свиту[1245]. У знатного сеньора могло быть достаточно много оруженосцев — несколько десятков человек или даже более. Составляя нижнюю страту рыцарского линьяжа, они воспринимались как младшие родственники, а нередко и были таковыми[1246]. Видимо, именно в этой сфере родственных или квазиродственных отношений следует искать истоки проявляемой оруженосцами личной верности, в том числе их храбрости в бою[1247].3. Для характеристики оруженосца, как правило, применяется старокастильское слово «moço» — «юноша», «подросток»[1248]
. Однако далеко не всегда его надо понимать в прямом смысле. Так, известно, что знаменитый рыцарь Гарсия Перес де Варгас был посвящен в рыцари достаточно взрослым — к этому времени он уже совершенно облысел[1249]. Следовательно, наименование «юноша» носит в данном случае не столько возрастной, сколько социальный характер, подразумевая статус младшего в патриархальной структуре, каковой и являлся рыцарский линьяж. Но оно важно и с другой точки зрения: как обозначение ступени на социальной лестнице (пусть и становившейся все более условной), которая могла привести (а в идеальных моделях обязательно вела) к почету и знатности. Видимо, в сознании современников это и придавало привлекательность статусу оруженосца.В какой мере сказанное выше может быть распространено на оруженосцев из небольших городков, подобных Куэльяру и Сепульведе? Применительно к Куэльяру ответить на этот вопрос несколько сложнее, поскольку упоминания об оруженосцах появляются в куэльярских документах достаточно поздно — гораздо позднее, чем в наиболее ранних из рассмотренных нарративных текстов. В частности, ни «Королевское фуэро», ни дополнявшие его две королевские привилегии (1256 и 1264 гг.) не упоминают оруженосцев вовсе, а в круг наиболее привилегированных лиц из числа горожан входят лишь рыцари и их ближайшие родственники — жены (
Иную картину приводит сепульведский материал. Здесь выделяются два основных факта. Во-первых, на оруженосцев распространялись все привилегии рыцарей (прежде всего фискальные льготы и привилегированные формы судебной ответственности)[1250]
. Получается, что оруженосцы по социальному статусу если и не были равны рыцарям, то, во всяком случае, тесно примыкали к ним. Значит, если можно говорить о знатности рыцаря, то можно говорить и о знатности оруженосца. Во-вторых, среди получателей важнейших податных льгот наряду с рыцарями и оруженосцами фигурируют жены и вдовы рыцарей, а также их дочери[1251]. Таким образом, оруженосцы встраивались в уже существовавший ранее круг лиц, которые входили в рыцарские кланы. Получается, что тенденция, отмеченная на материале нарративных текстов, находит подтверждение. Более того, можно с большой долей вероятности предположить, что исчезновение из этого ряда детей рыцарей — знаковое явление: по всей видимости, именно они и получали ранг оруженосцев. При крайней дороговизне боевого коня, рыцарского вооружения и снаряжения[1252] в условиях действия жесткого майората всем сыновьям рыцарей, кроме старшего, грозила участь вечных оруженосцев, т. е. превращение в аналоги английских сквайров.Несмотря на ограниченность имеющихся у меня данных, нельзя не отметить весьма показательного совпадения: в Куэльяре оруженосцы упоминаются в документах почти в то же самое время — в копии постановлений Бургосских кортесов 1304 г. и привилегии 1306 гг., в том же качестве и в том же контексте[1253]
. Иначе говоря, налицо тенденция, а не случайное совпадение. Позднее же подобные упоминания становятся общим местом вплоть до конца Средневековья. Показательно, что, когда в 1457 г. в городке Риаса, расположенном недалеко от Куэльяра, была провозглашена коммуна и приняты муниципальные ордонансы, коммунеро потребовали изгнать из города не только рыцарей, но и оруженосцев: фискальные льготы тех и других ложились тяжким бременем на незнатную часть бюргеров[1254]. Тогда же, в период позднего Средневековья, окончательно и прочно утвердился термин «fidalgo» (идальго), объединявший как рыцарей, так и оруженосцев и употребляемый в этом качестве уже в «Первой всеобщей хронике»[1255].Таким образом, знатность кастильских оруженосцев, по меньшей мере с начала XIV в., не подлежит сомнению. Что же касается формирования этого статуса, то здесь наряду с материальными причинами свою роль сыграла и целенаправленная пропаганда, совершившая переворот в сознании современников и сделавшая незнатность оруженосца нонсенсом.