Город потерянных

Дэвид уставился на него с победным взглядом. То, что я за него сделала почти половину, он упомянуть не захотел.

– Не верю! – он протер очки. – И что мы будем с ним делать? Он же за один присест нам может что-то откусить – раз плюнуть!

Теперь очередь уставиться на него с вопросом в глазах настала мне и Киру.

– А что? – он поморщился. – Оседлаем, погрузим вещи и спокойно дошагаем до бухты. В чем вопрос?

– Во-первых, вопрос во всем, – смущенно пробормотал Кир, оглядываясь на зверя. – Мы не застрахованы от того, что ему вдруг не вздумается перекусить нам сонную артерию. Во-вторых, ни я, ни Аза ни разу не управляли лошадью. Это обуславливается тем, что, однажды, на конных тренировках, одна из трех лошадей наделала приличную кучу в новые туфли Азы Джонсон, и она психанула и сказала, что больше не будет туда ходить. Ну и в-третьих…

– Ладно, достаточно, – я развела руками. – Если долго мучиться…

– То ничего не получится, – обиженно буркнул Кир, перебивая меня.

Мы нарезали около трехсот кругов вокруг этого странного животного, прежде чем Дэвид, самый смелый из нашей немногочисленной шайки, таки осмелел и подошел ближе. Он долго прислушивался к его ритмичному дыханию, долго всматривался в абсолютно черные, лишенные белка, глаза. Но наконец он медленно протянул руку и нерешительно прикоснулся к шершавой коже…

Конь дернулся. Дэвид руку не убрал. Он все так же продолжал сверлить его упорным взглядом, очевидно, гадая, когда ему прилетит копытами в пах.

– Поднимайся! – он легонько пнул его под дых и отскочил на безопасное расстояние. – Поднимайся!

Животное не дернулось.

И Дэвид решился на крайние меры.

Он подскочил сзади, и, хватаясь за свободную петлю каната, резко дернул его вверх. Петля, опоясывающая ноги, развязалась, и конь, пошатываясь и скуля, приподнялся на колени.

– Без шуточек, – он с опаской обогнул его с другой стороны и запрыгнул на круп.

Мы с Киром напрягли абсолютно все, что у нас было, готовясь бежать врассыпную. Но, к нашему удивлению, конь остался абсолютно спокойным, признавая лидерство худощавого парня.

– Вот и все дела, – он развел руками. – А вы тут начали – «ой скинет, ой съест!». Тащите вещи, будем погружаться.

Я усмехнулась.

12

Если мне когда-нибудь и предложили бы управлять лошадью, пусть не мутировавшей и в два с половиной раза меньше, чем эта, я бы сразу же отказалась. Мы только вышли из леса, наблюдая, как остальное стадо недоуменно таращится на нас, как на пришельцев, а я уже перестала чувствовать всю задницу. Кир, похоже, испытывал идентичные чувства. Зато Дэвид, сидевший почти на шее у коня, ловкой походкой вел его за канат, насвистывая какую-то мелодию.

Ритмичный стук копыт и шорохи в выжженной траве давали нам надежду на то, что Слипстоун еще сохранил в себе подобие жизни. Чем дальше мы отдалялись от города, тем сильнее изменялась природа, появлялись новые виды мутировавших организмов и растений. Мимо нас то и дело перебегали странные кроликоподобные существа с ушами больше, чем они сами. Трава, напоминающая осоку, чуть покачивалась от встречного ветра. Конь шел не торопясь, наслаждаясь, как его каждый шаг причиняет нам еле терпимую боль в заднице, даже как-то горделиво и совсем без страха, что мы запросто можем его зарезать.

Дэвид сидел «на корме» с картой в руках, и радостным будничным тоном объявлял через каждые сто ярдов, что наше расстояние сократилось аж на сто ярдов. После каждого такого заявления мы с Киром дружно закатывали глаза до небес, а потом в один голос говорили: как офигенно.

В конце концов, когда на горизонте стало вырисовываться заходящее солнце, Дэвид легким движением спрыгнул с лошади, и, привязывая ее к массивному высохшему стволу, одному растущему посреди бескрайнего поля, помог нам всем слезть и свалить на землю все вещи.

Кир снова развел костер, и мы уселись тесным полукругом, грея отмерзшие конечности.

– Аза Джонсон, – Дэвид приобнял меня, глядя на разгорающийся костер.

– Дэвид… – я замолчала. И тут до меня дошло, что я ни разу не спросила его фамилии. – Дэвид… – снова осеклась.

Он, видно, понял, что я пытаюсь у него выудить, и, срывая соломинку, сунул ее в рот:

– Эванс. Дэвид Эванс.

– Неплохую ты себе фамилию прибабахал, – отозвался Кир. – А то Брауны, Джонсоны, Родригезы всякие. А тут – Эванс.

– Разве это распространенные фамилии в Каролине? – он изогнул левую бровь.

– Как по мне, Джонсонов в Шарлотт – каждый второй. – Кир пожал плечами.

На это он ничего не ответил. Просто обнял меня, уткнувшись мне в волосы.

– Дэвид Эванс, – я решила попробовать на вкус это сочетание. – Дэвид Эванс.

– Аза Джонсон, – передразнил он меня. – Аза Джонсон, самая прекрасная в Шарлотт. Скоро мы вернемся домой. Скоро…

Дэвид резко развернул меня, и, кладя на землю, укрыл одеялом. Кир проворчал что-то про то, что бабы млеют от поцелуев, а не от заигрываний. То есть, конечно, заигрывания – тоже важная составляющая части взаимной любви, но поцелуи – почти больше половины. На что Дэвид, усмехнувшись, сказал, что целоваться перед другом девушки даже дикари не удумают.