Город потерянных

Сны шли дурацкие. Опять же – обрывки воспоминаний. Мне снилось, как мы обнимались с Дэвидом, снились его ласковые прикосновения, его горящие, наполненные жизнью, большие грустные глаза, его красные губы, его скулы, выпирающие настолько, что больно смотреть. Снилась Сонька, такая живая, со вздернутым вверх носом и смешной челкой ровно до бровей. Она улыбается мне. Смеется. И я пытаюсь подойти к ним двоим, кричу, чтобы и они шли ко мне тоже. Я уже преодолеваю полпути, как вдруг их лица меняются в выражениях, и они шепчут: о, Аза, зачем ты закопала меня, Аза, почему ты бросила меня, мы же живые, Аза, Аза, Аза… И меня затягивает воронкой, уносит далеко-далеко от них, я кричу, вырываюсь, но, к сожалению, я бессильна против этого потока воздуха.

И я плачу.

И во сне, и наяву.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

Я приоткрыла глаза, все еще в каком-то тумане полудремы. Оторвала от досок замерзшую и донельзя отлежанную руку и отодвинула навес. Ничего. Глубокая ночь. Значит, показалось.

Я легла поудобнее и закрыла глаза, пытаясь уснуть.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

Что за…

Я снова открыла глаза, уткнувшись в грязно-белый брезент. Вот только этого мне не хватало.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

Черт, если это не прекратится, я не усну на протяжении всей ночи. Ругая весь белый и черный свет, я сбросила с себя одеяло, и отодвигая навес, резко развернулась. Послышался глухой удар обо что-то мягкое, а потом голос, «находящийся» сзади меня, громко выругался.

– Кир?! – я поджала под себя ноги.

– Нет, Аза, привидение! – еще больше рассердился юноша. – Я попытался поспать, а в итоге у меня лицо теперь вздутое, как шарик, так еще к тому же на нем теперь прекрасный отпечаток твоей подошвы!

– Ну прости, – я нашарила одну из сумок и вытащила спички. Нашла керосиновую лампу. Небольшое помещение, закрытое брезентом со всех сторон, скоро осветил мягкий желтоватый свет.

– Из «прости» лапши не сваришь, – вздохнул Кир, потирая больное место.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

– Ты слышишь?

Он скривился:

– Что?

Я кивком указала на предполагаемый источник звука, и Кир, прислушиваясь, поднялся на колени.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

– Слышу, – наконец подтвердил он. – Посмотрим.

Он стал неуклюже карабкаться через вещи, наваленные здесь друг на друга, словно гигантская пирамида. Я поползла следом, преодолевая живописные барханы из еды, одежды и прочего быта. Так, с помощью друг друга, мы все же смогли выкарабкаться на палубу, ругая себя за то, что не разложили все вещи более-менее по-человечески.

Я устремила свой взгляд вперед, и первое, что ударило мне в голову, было осознание, что мы ослепли. Лодка плавно покачивалась на волнах, но стояла на месте. И тут до меня дошло: мы прибились к скалам.

Мы подошли к краю борта, и Кир забрался на корму, балансируя, как акробат верхом на канате.

Скалы напоминали бобовидные отростки, возвышающиеся над нами на десяток ярдов вверх. Из каждой тянулось что-то наподобие острых черных шипов, вытянутых, как струна, сливающихся почти воедино с черным небом. Вокруг них не росло ни единой растительности, и из океана торчала только голая, потрескавшаяся земля.

– Это и есть рифовый залив? – скептически поинтересовался Кир. – Неживописное местечко.

– Да какая разница, – во мне впервые за все время проснулся оптимист. – Как мы далеко продвинулись, пока спали! Посмотри!

– И ты предлагаешь больше времени спать, а не бодрствовать?

Мы кинули друг в друга злобные взгляды, снова став квитами. Кир вздохнул и спрыгнул на мертвую землю, помогая мне выбраться из лодки.

Пока он привязывал шлюпку за трос за выступающую из земли загнутую глыбу, я отошла на пару ярдов и стала рассматривать этот ужасающий ландшафт, освещая его керосиновой лампой. Торчащие вверх колы отбрасывали на более массивные причудливые тени, и мне постепенно становилось страшно.

– Ну что ты там копаешься? – я пошла от Кира мелкими размеренными шагами. – Мы уже отошли на безопасное расстояние от…

Минуточку.

– Кир? – я развернулась и на пятках подбежала к парню. – Где мы сейчас находимся?

– До тебя наконец-то дошло, – он выдохнул, разворачивая карту. – Мы почти в сотне ярдов от омута.

Этих пару мгновений, за которые слово «омут» успело отразиться от скал и разлететься на тысячу крупиц, мне хватило, чтобы понять, что мы пришли в самое ужасающее место на карте. Я почувствовала, как мои мурашки на теле начинают отплясывать тумбу. Кир выдохнул снова.

– Может быть мы сможем… обойти его? – робко вырвалось из меня.

Юноша покрутил карту, внимательно вглядываясь в каракули.

– Рифовый залив обступает это место прочным кольцом, поэтому мы вряд ли сможем обойти его и при этом не сбиться с курса.