Город шаманов

Вдалеке раздались крики и частые винтовочные выстрелы. Солдаты выцеливали волка и громко негодовали, когда мазали. Гулкое эхо голосов и оружейной трескотни разносилось по погосту. Пугало и настораживало. Я заворочался в снегу, трамбуя его. Привстал. Напряг зрение. Слишком далеко. Увидел, как белым метеором между избушек проскочил вытянутый в прыжке волк. И растворился в лесу. На пригорке горела шаманская вежа. Полыхала огнем. Чадила черным дымом. Сигналила. Кому только? Лопарей рассаживали по саням. Брали не всех и не каждого. Были и молчаливые свидетели, которые стояли тесной кучкой и безропотно взирали на происходящее, ничего не понимая. Забили людьми двое саней. В третьих поваленным кулем лежал шаман. Солдаты, подгоняемые урядниками, торопились. Хватали из домов, что понравится, кидали в сани и рассаживались. Собирались уезжать. Старший команды прикрикнул на лопарей, свистнул своим, отдавая команду, и упал в тронувшиеся сани.

Караван растянулся на тракте, уносясь прочь с погоста.

Я сел. Упереться возможности никакой не имелось. Одна варежка улетела. Вторая грела руку. Сплюнул в открытую ладонь кровью. В голове шумело.

Что ж они все хотят моего волка убить? Ненавидят прям его! Надо бы разобраться. Прилетели, похватали людей. И умчались. Оставшиеся лопари не расходились. Стояли на месте. Словно ждали возвращения солдат.

Надо к ним. Выяснить, в чем проблема. Глубокий снег не держал, пополз.

На ходу думал, что я пил такого у костра, что потом в небе летал. Привиделось мне всё. Не мог же со мной череп разговаривать. Да и с такой высоты, если бы я упал, то разлетелся бы на кусочки. Намешали мне крепких напитков своих! Отсюда боль и недомогание.

Выбрался на наст. Зашагал. Лопари, увидев меня, засуетились. Истошно закричали, замахали руками и разбежались в разные стороны. Кто куда. Странная реакция. Не понравился мне этот дикий ужас в перекошенных лицах. Суетливость чужих движений. Вчера еще за костром пировали, а сегодня превратился во врага. В разбойника. Вот она – ненависть к русским, но не все же плохие? Я-то точно хороший. Ловить их смысла не имело. В основном дети малые, женщины старые да совсем дряхлые старики. Я покрутил головой и снова сплюнул кровью в снег. Утерся. Во рту горечь противная.

Шаманская вежа полыхала. Снег чернел вокруг от копоти и таял. Разноцветные ленточки струились по ветру, сжираемые пламенем. Побрел к веже. На ходу позвал:

– Волк! Иди ко мне, волк!

Не сдавался еще минуту. Звал:

– Волк! Ко мне!

Зверь не откликнулся. Удрал поганец, поджав хвост. Раньше сразу откликался. Да и крутился всегда под ногами. Чуял. Сколько рыбы переел. Без него грустно стало. В животе требовательно заурчало, стоило вспомнить о еде. Давно не ел. Взглядом зашарил вокруг. Сейчас бы мяса кусок. Холодного. Со снегом. Нашел только миску с красными ягодами. Наполовину втоптанную в снег. Брусника смёрзлась единым куском монолита. Жадно откусил. Зажевал. Зубы сначала заболели ото льда, потом от кислятины. С трудом проглотил. Скулы свело. Ничего больше нет? Ничего. Ладно. Остервенело вгрызся в монолит. Захрумкал, как лошадь, льдом. От сахарка бы не отказался.

И опять рискнул. И крикнул:

– Карху!

Вежа просела, завалилась на бок и заполыхала в огне. Остановился, зачарованный костром. Долго смотрел на танцующее пламя. Утирал с лица кровь. Догадался. Слепил маленький комочек снега. Приложил к разбитому носу.

– Карху, – неуверенно позвал я, прислушиваясь к сереющему дню. Безжалостное свинцовое небо молчало. И такая меня тоска накрыла, аж закрутило. Душу вывернуло! Выть захотелось. Как же я без Карху дальше жить стану? Где смысл в жизни этой? С кем я на звезды смотреть буду?

Слезы задушили. Заплакал навзрыд. Жалко себя, сил нет. Одинокая жизнь среди бескрайних снегов предстояла. Стоп. А это что еще такое?

Зовет меня далекий девичий голос или кажется? Зовет! Волнуется-то как! Требует к себе. Призывает. Помощи просит. Меня ищет! Сейчас, я сейчас!

Лыжи в снегу увидел. Торчат в сугробе. Широкие. Хорошие. Видно не пожалели, шаману в подарок принесли. Ему нескоро пригодятся.

Теперь мои будут!

Глава 15

Все мы, молодые офицеры, записались охотниками на второй штурм Плевны. Я хотел в отряд к Соболеву, но по жребию попал к подполковнику Баклонову. Сидели в траншеях, пережидая бешеный артобстрел. После каждого разрыва земля вздрагивала, и из-под щелей необработанных бревен сыпалась крошевом земля. От частой канонады душа вздрагивала струной, готовая оборваться. Черный дым струился над землей, поднимался в небо, искажая солнце. Солдатики притихли, стыдясь лишний раз посмотреть друг другу в глаза. Наши орудия работали по укреплениям врага. И хотелось верить – не зря. Ждем призыва к атаке, свистка. Рядом, пригибая голову после каждого разрыва снаряда, сидит на корточках верный Прохор. Щелкает затвором винтовки с примкнутым штыком. Серьезен. Я не сдержался. Улыбнулся. Поправил ему бескозырку солдатскую на бок. Подмигнул.

Держись, старик. Забрал у него винтовку. Загнал патрон в казенник. Оставил оружие у себя. Обратно отдал свой второй револьвер.