Городская акварель

Во-первых, дед Лева был известным в их семье кулинаром. Он действительно много знал о разных продуктах и блюдах, которые из них человек может приготовить, иногда об этом говорил. Но чаще всего, когда ему выпадало соорудить для Лики и себя какую-нибудь еду, он варил кашу. Ай, какая же это была вкусная каша – пшенная, перловая или гречневая! У деда Левы каша никогда не пригорала, не бывала жидкой или слишком сухой, не казалась каким-нибудь «детским питанием», его каша была отдельным, вполне взрослым блюдом, которое подавалось в глубокой тарелке с глазком сливочного масла внутри аппетитной горки! И есть такое блюдо Лике следовало, по методу деда Левы, деревянной ложкой – он считал, что так аутентичнее, как он говорил, да и вкуснее, как думала сама Лика. К каше можно было чего-нибудь добавить, например бабушкину котлету или пару кружочков вареной колбасы, но лучше всего – и это Лика тоже считала лакомством – тушенку из металлической банки, которую нужно было открывать специальным «опасным» ножом с каким-то кривым лезвием и деревянной ручкой. Но, конечно, дед Лева консервы открывал обычным большим ножом для резки хлеба, с пары ударов всего.

Лев Андреевич прошел всю войну, вернулся старшим лейтенантом с медалями и орденами, но об этом черном и страшном периоде жизни страны, да и всего мира, конечно, он говорить не любил. И не любил, когда при нем кто-нибудь пускался во фронтовые воспоминания. Зато он кормил Лику фронтовой кашей и ходил с ней в парк, где был пневматический тир. Там Лика стреляла по банкам и смешным металлическим зверушкам, которые переворачивались или начинали вертеться на своих подставках, если ее выстрел оказывался метким.

А во-вторых, в хорошую погоду они с дедом Левой отправлялись гулять. Сначала долго обсуждали, куда пойдут, что там увидят, что станут делать, потом собирались, выбирали, во что одеться и что взять с собой. Дед Лева до блеска начищал им обоим обувь, и они выходили и сначала шли, а потом ехали куда-нибудь, иногда даже на такси, но чаще на троллейбусе – он останавливался под домом.

Маршрутов у деда Левы было много. Однажды он с Ликой поехал на железнодорожный вокзал. В те годы проход к путям был практически беспрепятственным, да и платформ было не так уж и много. Конечно, пригородные поезда сновали туда-сюда весь день, а вот поезда дальнего следования степенно стояли на запасных путях. И пока составы отдыхали от пройденных ими сотен километров, вокруг них ходили люди в телогрейках, ватных штанах, заправленных в сапоги, кепках и больших рукавицах. Они постукивали специальными металлическими молотками по каким-то им одним известным «узлам и деталям», ловко взбирались по лесенкам в кабины, что-то там проверяли, налаживали, регулировали, а могли и отогнать состав на какой-нибудь другой путь, если получали такое указание своего начальства. Дед и Лика пошли смотреть, как обслуживался состав. Стояли они поодаль, конечно, чтобы «не мешать людям работать», как говорил дед Лева, и не нарушать правила техники безопасности.

В то воскресенье на путях стоял новенький поезд. Такой красивый! Вагоны все блестящие серо-голубые, а локомотив – черный и как лакированный – очень стильный был состав! Так или иначе, Лика стояла и издали рассматривала это чудо. Лев Андреевич закурил, и тут к ним подошел человек в неброской одежде. Лика видела, как мужчины негромко переговаривались какое-то время, а потом Лев Андреевич обратился к ней:

– Лика, можно тебя на минутку. – В уголках его глаз пряталась улыбка.

– Да, я здесь! – Она подбежала к нему и взялась за его большую руку своей маленькой.

– Вот, Павел Олегович предлагает показать тебе кабину машиниста. Ты хочешь посмотреть, как там все устроено?

– Ой, конечно, я хочу! Зд-о-о-о-о-рово! – Лика вся сияла.

– Ладно, тогда пойдем. – Лев Андреевич затушил сигарету, бросил окурок в урну, и они пошли.

Павел Олегович, а именно так звали молодого человека в сером болоньевом плаще, ловко подхватил Лику на руки, и все вместе они отправились к составу, переступая через рельсы и обходя какие-то ящики и механизмы, видимо, около них временно оказавшиеся. Когда они подошли к локомотиву, из окна высунулся человек в фуражке. «Машинист», – подумала Лика.

– Иван Михалыч, покажи девочке кабину, будь добр! – Павел Олегович обратился к машинисту.

Михалыч смерил всех троих взглядом и кивнул, сделал жест рукой, чтобы они подошли к лесенке, ведшей к нему наверх. Павел Олегович передал ему Лику, и та оказалась в самой настоящей кабине машиниста! Ух, это было необычно и интересно, конечно! Она представила себе, как такой большой состав ведет Иван Михалыч, как он смотрит вдаль, как переключает скорость вот этими рычагами, как открывает двери нажатием вот этих кнопок! Да много еще чего он там делает, пока пассажиры спят на своих полках, а вагоны постукивают колесами. От машиниста пахло каким-то маслом и еще чем-то химическим, но улыбался он открыто, и Лике было весело.

Потом они с дедом Левой шли домой, не сразу сели на троллейбус, а, наверное, целую остановку прошли, разговаривая. Он ее спросил: