– И вам желаю здравствовать! – ответил бывший ротмистр. – Вот, проститься пришел, посылают на южную границу.
– Жаль, – ответил я, – как-то я уже привык к вашим визитам, скучно теперь без вас будет.
– Не заскучаете, – засмеялся ротмистр, – красочку-то вашу уже изготовили, только что-то они там не разобрались – горит она чадным пламенем и взрываться не хочет. Предварительный отчет ушел в ГАУ, и там расценили опыты как неудачные, поэтому мою опеку с вас сняли, а нового никого не назначили, хотя я и просил, чтобы кто-то присмотрел за вашей безопасностью. Мое повышение в чине связано с вербовкой офицера немецкого Генштаба Альфреда Вайсмана и никак не с успехом создания новой взрывчатки, наоборот, мне поставили в вину неудачу с ней, – усмехнулся бывший ротмистр. – Хорошо хоть, государь подписал приказ о моем производстве в следующий чин до завершения предварительных испытаний. Но наказать виновных в трате государственных денег на ненужное изобретательство надо, – поэтому и еду в Кушку. А вот вам, Александр Павлович, придется ехать в Академию и на месте разбираться с неудачными испытаниями.
– Если вы помните, я предупреждал об этом, – вот поэтому никто всерьез это вещество как взрывчатку и не воспринимал.
– Что же, будьте здоровы и желаю успехов, господин изобретатель, – сказал на прощание подполковник Агеев, – если что подозрительное заметите, немедленно обращайтесь в любое отделение Корпуса жандармов, назовите свою и мою фамилию, и вам непременно помогут и защитят.
Тем временем лето прошло зенит и начало скатываться в осень. В больничном парке появились первые пожелтевшие листья, как напоминание, что скоро их будет становиться больше и больше. Парком в прямом смысле это, конечно, трудно было назвать, но ходить между корпусами, утопающими в зелени, было приятно.
Теперь, когда приезжал дед, мы вместе ходили по дорожкам. Со стороны мы смотрелись довольно странной парой: солидный пожилой купец с окладистой бородой и какое-то пугало в дурацком колпаке. Однажды дед приехал не то расстроенным, не то смущенным:
– Сашка, ты раньше знал, что Лиза решила уйти в монастырь?! – не то спросил, не то сказал он с какой-то непонятной интонацией.
– Нет, дед, откуда, – я был ошарашен. – Лиза, которая знает три языка, играет на фортепиано и неплохо поет, и вдруг в монастырь! Она, нестарая еще женщина, хочет запереть себя за высокой монастырской оградой.
– Да, все именно так, – ответил дед, – я понимаю, что монашество – дело богоугодное, но я не ожидал, что Лиза решится на это! Хотя как по́слушница[52]
, она потом до по́стрига может опять стать мирянкой.– Я знаю, что Лиза – верующий человек, – сказал я на это замечание деда, – но что подвигло ее на этот подвиг веры, неужели только скорбь?
– Да, Лиза глубоко скорбит по Григорию[53]
, – заметил дед, – но она считает себя виновной и в твоем увечье, ведь она считает, что сама послала тебя в огонь, крикнув «Спаси Генриха!».– Но ведь она была не в себе, – возразил я, – кроме того, я и без ее слов, сам бы туда полез, чтобы спасти его.
– Вообще-то я думал привлечь ее к нашей церкви старого обряда, – поделился со мной своими мыслями дед. – У нас в Рогожской слободе раньше три храма было, две богадельни, из них одна для душевнобольных, сиротский приют, но потом, по навету некого иеромонаха Парфения, еще при царе-освободителе, все позакрывали и опечатали. С тех пор молимся по домам[54]
, уж сколько раз наши именитые купцы, и я с ними, писали челобитные, жертвовали на сирых и убогих миллионы, а все прахом. И вот Лиза надумала в Новодевичий монастырь уйти, а туда нужно богатый вклад сделать, вот она и отдаст обители дом и аптеку на Полянке, но это после пострига. Пока будет послушницей, достаточно деньги внести – у нее есть на семейном счете в банке, говорит, что хватит. Но вот тебе потом жить будет негде, так что вселяйся ко мне, как выпишут тебя из лечебницы, хотя доктор советует в Европу, в санаторию поехать, лучше в Швейцарию, там чистый горный воздух, поедешь?– И вот еще что Лиза велела тебе передать, – дед достал ключ с двумя сложными бородками, явно сейфовый. – Это ключ от сейфа, где деньги вашей лаборатории лежат, там и бумаги кое-какие важные.
«Может, там и журнал лежит, дубликат, или еще что, куда Генрих записывал результаты опытов», – подумал я, принимая ключ.
– А что же Лиза сама не приехала?
– Она уже в обители с сегодняшнего дня, – ответил дед. – А не приезжала потому, что не может тебя такого видеть и чувствует вину за это. Мы потом ее сами навестим.
Наконец, наступил день выписки из больницы. За мной приехал дед, привез мои вещи с Полянки, чтобы переодеться, я сказал, какие и где их найти. Дедовы слуги принесли целые корзины продуктов, и обед у больных был сегодня праздничным. Перед этим дед вручил конверты персоналу, что лечил и ходил за мной. Особое внимание было уделено доктору и Агаше. Она не преминула посмотреть в конверт и разрыдалась.