– Ну же, негодяи, – вскричал Лафемас, – сдавайтесь!
– Негодяями называются люди твоего сорта, Исаак де Лафемас, – произнес командир ларошельцев. – Шпионы и подлецы! Если бы мы не были проданы, твой господин был бы уже в нашей власти, а сам ты отправился бы на тот свет к господам де Бальбедору и д'Агильону и прочим твоим достойным друзьям!.. Но партия проиграна! Так и быть, мы сдадимся! Но не тебе, Лафемас, не тебе!.. Ну же, господа!
По знаку, данному Жаном Фарин, каждый из ларошельцев поднял свою шпагу к небу, словно в знак прощания, после чего послышались резкие звуки. Тринадцать клинков были переломлены разом и брошены на землю.
В то время как солдаты начали вязать ларошельцев, Лагизон повернулся к шести дворянам и сказал им:
– Соблаговолите следовать за мной!
– Куда? – спросил Пюилоран.
– В Фонтенбло, к кардиналу, который ждет вас.
– Вот что? – произнес смеясь Море. – Так это он ждет нас, теперь!
– Но эти люди? – воскликнул Шале, указывая на Жана Фарин и его товарищей.
– Эти люди принадлежат мне, господин граф… Мне их отдал монсеньор кардинал… и будьте уверены: то, что попадает мне в руки, я держу крепко.
Это говорил Лафемас, осматривая, крепко ли связаны пленники.
– Что я наделал! – пробормотал Шале.
Подвели лошадей и шесть знатных вельмож поехали на них в Фонтенбло в сопровождении Лагизона и целого отряда солдат.
– До свидания, прелестная графиня! – вскричал все с той же улыбкой граф де Море замершей на крыльце госпоже де Комбале. – Ах, определенно, ваш дядюшка слишком хитер для нас!.. И, честное слово, если он не возьмет моей головы на этот раз, я искренне подам ему руку!.. Тем хуже для меня!
Допрос пленников был короток. Не сознаваясь в знакомстве с герцогиней де Шеврез и графом де Шале, Жан Фарин тем не менее как от своего имени, так и от имени своих товарищей заявил, что они прибыли в Париж для того, чтобы похитить первого министра.
Он не отпирался также – как мы уже слышали, – и в убийствах ловкачей, происходивших в гостинице «Форсиль».
К восьми часам допрос – председательствовал на нем Лафемаса – был уже кончен…
Командир ловкачей вскочил на лошадь и немедленно отправился в Фонтенбло – донести обо всем кардиналу и узнать последние его инструкции.
Возвратившись часа через два в сопровождении закрытой тележки, в которой сидели три человека весьма непривлекательной наружности, Лафемас, лицо которого сияло каким-то зловещим воодушевлением, быстро вошел в нижний зал замка, где в ожидании решения своей участи находились под охраной солдат ларошельцы.
– Вас помиловали, слышите, помиловали! – вскричал он, подбегая к Жану Фарину.
Но поскольку тот смотрел на него в безмолвном изумлении, то Лафемас продолжал:
– Да-да, вас это удивляет, не правда ли? Я сам был очень удивлен. Но однако же это правда. Монсеньор, зная, какую ненависть питают к нему жители Ла-Рошели, хочет показать им свое беспредельное великодушие. Вы заслужили смерть наравне со своими товарищами… как командир вы ее заслужили даже более их… и тем не менее монсеньор прощает вас. Этим же вечером вы отправитесь в родные края.
Жан Фарин слушал, ничего не понимая.
– Но я отказываюсь от этой милости, которую мне дают, но которой я не просил! – воскликнул он наконец.
Лафемас пожал плечами.
– Вы отказываетесь!.. – вскричал он. – Вы отказываетесь! Будь это в моей власти, я, пожалуй, избавил бы вас от этого труда. Но повторюсь: такова воля его преосвященства. Он дарует вам не только жизнь, но и свободу. Что стоите? – обратился он к своим людям. – Сажайте других в телегу; этот останется здесь.
Три человека с лицами висельников вошли на зов Лафемаса и принялись исполнять его приказания, уводя преступников.
– Но, повторяю вам, я хочу умереть вместе с ними!.. – вскричал опять Жан Фарин, вскакивая со своего места. – Я не принимаю этого постыдного помилования!.. Куда вы везете моих друзей?
Лафемас улыбнулся своей зловещей улыбкой.
– Вы очень любопытны, господин Жан Фарин, – произнес он. – Впрочем, для вас ни в чем отказа нет! Мы везем этих господ в гостиницу «Форсиль»… к славному мэтру Гонену… которому я хочу сделать сюрприз. Ведь он был с ними так дружен! Так вот, мое намерение – соединить их навеки! Понимаете, навеки!
– Да, презренный, понимаю: в гостинице «Форсиль» ты хочешь отомстить им за смерть твоих разбойников!..
– Хе-хе!.. Разве это не естественно, дорогой господин Жан Фарин! Разве вы не поступили ли бы точно так же на моем месте? Там они убивали… Там эти храбрые господа и будут повешены!
– Повешены?.. Как! Так вот какую смерть ты им готовишь, мерзавец!.. Довершай же свое прекрасное дело: поди и скажи своему господину, что он ошибается, воображая, что я буду ему благодарен за эту пощаду… напротив, ненависть моя возрастет к нему еще больше… Слышишь, Лафемас! Еще раз повторяю: я хочу умереть с моими друзьями!
– А я, именем моего господина, осуждаю тебя на жизнь. Заткните-ка рот этому бешеному… Это уже нестерпимо! Он один кричит больше двенадцати, которые были бы более вправе жаловаться на свою судьбу.