Гостиница тринадцати повешенных

– Сударыня, – молвил он, – я сам богат и не требую никакой награды от вас за то, что исполнил свой долг. Но если вы удостоите меня вашей дружбой, я приму ее с благодарностью, как утешение в моей печальной жизни. Должен вам сознаться, я очень несчастен в любви. Могу вас заверить, однако, что вам не придется краснеть за эту дружбу. Не будучи знатного происхождения, я, однако же, еще не дошел до того в этом мире, когда люди вынуждены наклоняться в грязь или кровь, чтобы пожать вам руку.

То был тонкий намек на первую – несколько преувеличенную по форме – клятву Татьяны, и та покраснела.

– Простите мне экстравагантность моих слов, сударь, – сказала она, – но если бы вы знали, как я настрадалась, думая, что навеки рассталась с этим портретом.

– Понимаю, сударыня. Меня зовут Фирмен Лапрад; я изучаю право и после смерти родителей воспитывался дядюшкой, бароном де Ферье, троюродным братом господина графа Анри де Шале.

Татьяна вздрогнула.

– А! – произнесла она. – Так вы знакомы с графом?

– Нет, сударыня, еще не имел этой чести. Но не стану от вас скрывать, что в самом скором времени – когда я буду произведен в адвокаты – я рассчитываю при поддержке господина де Ферье заручиться благорасположением господина главного гардеробмейстера короля.

– В котором, вероятно, он вам и не откажет, сударь

– Полагаю, но, по правде сказать, хотя я и желал бы возвыситься… однако не честолюбие занимает первое место в моем сердце.

– Да, вы говорили, что несчастны в любви. Но несчастье такого рода не вечно… Иногда преданностью и постоянством можно невольно заставить полюбить себя того… кто вас не любит… или перестал любить! В противном же случае… нужно постараться забыть.

Фирмен Лапрад пристально взглянул на Татьяну.

– И вы забудете Анри де Шале? – спросил он.

– Нет! О, нет! – прошептала она, побледнев. – Но… я еще надеюсь…

– Что господин де Шале вернется к вам. От души желаю вам, сударыня, осуществления этой мечты! Но я не так счастлив, как вы; у меня нет надежды! Меня не любят… и никогда не полюбят!

– Что заставляет вас так полагать?

– Все… сила обстоятельств; характер той, которую я люблю. Наконец, предчувствие, этот тайный голос, который никогда нас не обманывает!

– Э! Все это может еще перемениться…

– Нет, я не обманываю себя на этот счет! Женщина, которую я люблю, не просто меня не любит… она мена ненавидит.

– Она знает о ваших чувствах?

– О! Если бы она о них знала, то к ее ненависти присоединилось бы еще и презрение.

– Презрение! Разве ваша любовь из тех, которую отвергают человеческие или божеские законы?

Фирмен Лапрад пожал плечами.

– Подчиняется ли любовь, это всепожирающее пламя, каким-либо законам? Моя любовь еще не преступна, но сделается таковой!.. И кто виноват, однако, что это чувство, как пламя, овладело всеми моими помыслами, душой и сердцем? Теперь уже для меня нет надежды, так как через месяц эта женщина будет принадлежать другому, и тогда, чтобы не сделаться действительно презреннейшим созданием в мире, я покончу с собой!

– Неужели вы решитесь на столь ужасный поступок? – вскричала Татьяна, внимательно слушавшая и не спускавшая глаз с лица Фирмена, на котором так красноречиво выражалась вся игра его внутренних бурь.

– Это все, что в моей власти! – произнес он с трагическим жестом. – Но я, кажется, злоупотребляю вашей добротой, сударыня, – промолвил он спокойнее после некоторого молчания.

– Напротив, сударь! Вы даже не пользуетесь ею, – сказала Татьяна с любезной улыбкой. – Не обязана ли я вам столь многим… Послушайте, господин Лапрад, если вам не нужно мое золото, не откажитесь выбрать себе на память, в знак нашей дружбы, одну из этих вещиц.

Разговаривающие находились в роскошном будуаре, наполненном изящными и дорогими безделушками. Фирмен Лапрад небрежно взглянул на предлагаемые ему вещи, а затем остановил испытующий взгляд на Татьяне.

– Вы, кажется, занимаетесь оккультными науками, сударыня? – спросил он.

– Да, – отвечала русская.

– То есть, прикрываясь некромантией, кабалистикой, магией – всеми этими глупостями, которыми используют умные люди, чтобы морочить головы глупцам, – изучаете физику… астрономию… и в особенности химию?

– Так и есть. Изучать тайны природы – моя страсть. Мой дядя, который в молодости своей знал знаменитого алхимика Бернгарда де Трева, всегда поощрял мои занятия.

– Следовательно, вы занимались изучением и ядов… растительных, животных, минеральных?

– Конечно.

– Не будет ли с моей стороны нескромностью попросить вас показать мне образчик вашего искусства в этом деле? О, всего лишь показать!

Татьяна направилась было к открытой двери, за которой был коридор, что вел к ее лаборатории; Фирмен Лапрад последовал за ней, но вдруг, деликатно ухватив русскую за руку, воскликнул:

– Впрочем, нет, не сегодня! Не сегодня!

И со зловещей улыбкой он продолжал тихо, но так, чтобы его можно было расслышать:

– Это будет для меня сильным искушением… Лучше подождать… подождать еще немного!

Теперь Татьяна, в свою очередь, пытливо взглянула на молодого человека.