Государственное управление в России в 2000–2012 гг. Модернизация монетизации

Чеченские женщины обижаются: «Выдумали какое-то прозвище — „лицо кавказской национальности“». Лечо обижается: «По телевизору и радио говорят: „Чеченские бандиты“. Не чеченские, а ичкерийские. Разве можно вешать бандитское клеймо на целый народ?!» Лечо, конечно, прав. Люди, действующее в ущерб своему народу, перестают ему принадлежать. Это — «граждане мира», вечные пилигримы. Чеченцы посадили себе на шею не чеченских бандитов, а ичкерийских. Русские посадили себе на шею вовсе не русское радио, телевидение и правительство, а насквозь интернациональное, лишенное вообще представление о том, кто такие русские, башкиры, татары, чеченцы, немцы и т. п. Воистину бессмертен ленинский тезис: «Пролетарий не имеет своего Отечества».

* * *

На центральной площади Урус-Мартана, неподалеку от того места, где находилась «расстрельная» стена, я разговаривала с чеченским учителем, который просил не называть его имени. Мудрый, многопоживший человек, он говорил: «Надо знать наш народ. Чеченцы никогда не будут воевать с чеченцами — у нас есть обычай кровной мести. Вот почему чеченцев надо сделать друзьями. Как? Нужно оказать чеченцу доверие, и вернее друга у вас не будет».

Итак, для того чтобы «держать» пространство государственности, в Чечне необходима внешняя сила — федеральные войска, власть. Но оглядываясь, на первую чеченскую войну, и на действия Центра во вторую, любой здравомыслящий человек поймет, что и чеченцев, и русских в этом затяжном военном конфликте использует некая третья сила. Война — это людские потери с обеих сторон, и прежде всего мужского населения; война — это многомиллиардные вложения и списания средств; война — это, наконец, сильнейший пропагандистки-информационный повод, с помощью которого населением и мировым общественным мнением можно легко манипулировать. Покуда идет война, не будет покоя ни в России, ни в мусульманском мире. Надо ли объяснять, что сил, заинтересованных в подобной дестабилизации, предостаточно?

Армия, воюя с боевиками — где плохо, где хорошо, а где и вовсе героически — задачу свою выполняет. Чеченские отряды Беслана Гантамирова, люди из новой администрации в очередной раз сражаются за мир — доверие их в первой компании уже обманули. Допустим, боевиков разрешат в этот раз «додавить» (хотя время от времени будируются слухи о переговорах с Масхадовым). Что дальше? Неужели уцелевшие русские вернутся в Чечню, как ни в чем не бывало? В чем вообще смысл политики России на Северном Кавказе? И какой авторитет здесь будет иметь федеральная власть, которая не может навести порядок в Москве, Санкт-Петербурге, других крупных городах, сферы влияния в которых поделены преступными группировками, зачастую с «кавказским лицом»?

* * *

Мой рассказ о поездке на Северный Кавказ был бы неполон, если бы я не остановилась на некоторых особенностях чеченского гостеприимства.

Семен Броневский в книге «Кавказцы» пишет: «Дружба (куначество) и гостеприимство соблюдается между ними [чеченцами] строго по Горским правилам, и даже с большею против прочих народов разборчивостью: гостя в своем доме, или кунака в дороге, пока жив хозяин, не даст в обиду».

И вправду, гостей здесь принимают очень сердечно, подчеркнуто церемонно, и любое желание гостя, без обсуждений, будет немедленно выполнено. За гостем здесь постоянно следит предупредительный, внимательный глаз, присутствие гостя всячески подчеркивается, поступки его — не обсуждаются. В конце концов гостевание так утомляет приезжего, что он не чает, как оказаться дома. В этом, в сущности, и состоит великий смысл этого обычая — пусть гость постоянно помнит, что он здесь временно, и не забывает — кто в доме хозяин.

Русское гостеприимство иное — хозяева, по безалаберности ли, доверчивости, человека, приведенного в дом, сразу ставят в равное себе положение. Тут — вся душа нараспашку, и застолье вполне может кончиться потасовкой, а дальше — взаимные покаяния, клятвы верности, и — не исключено, новые сражения… В общем, «каков гость, таково ему и угощенье».

Но есть и другая пословица: «Гости навалили, хозяина с ног сбили». Кто возьмется сосчитать: сколько китайцев перевалило сейчас через границу России, скупило земли, фирмы и фирмочки в Благовещенске, Чите, Иркутске? Сколько азербайджанцев и грузин «взяло» рынки в Москве, Воронеже, Петрозаводске? Сколько армян основательно поселилось в Краснодарском крае? И — обратный отсчет. Сколько русских в Китае? Сколько русских контролирует бакинские рынки? Сколько русских школ в Ереване? И, наконец, сколько русских чувствуют себя хозяевами в Чечне?