Государство и политика

Можно различать три рода предметов, говорит он: первый род заключает в себе вечные образцы, или идеи вещей; второй содержит вещи чувствопостигаемые и составленные по подобию тех образцов; третий объемлет изображения вещей, относящихся к другому роду, как, например, статуи, картины и другие предметы, отделанные искусством по подобию вещей чувствопостигаемых. Первый из этих родов содержит в себе то, что истинно существует; другой – то, что существования истинного не имеет; третий от того, что само в себе истинно, весьма далек, потому что занимается подражанием вещам скоропреходящим и изменяющимся. Если же таково различие этих родов, то нет сомнения, что различно и происхождение их. Именно – творец первого рода есть Бог, которого можно назвать φυτουργός; второго – δημιουργός, или художник; а третий производится μιμητῇ, или подражателем. Так, безусловный вид скамьи, ἰδέα единичная и простая, получил бытие от Бога; скамьи отдельные, употребляющиеся у людей, построены мастером, или κςινοπιῷ; а этим потом уже подражает живописец и рисует их на картине. Отсюда видно, что всякое подражание от истинного самого в себе отстоит на три степени; а потому и поэт, занимающийся подражанием, никак не касается и не представляет истины; следовательно, поэта-подражателя никак нельзя почитать учителем ее. Р. 595–598 D.

Это самое может быть доказано и на других основаниях. Если бы поэты-подражатели имели истинное и обстоятельное знание тех вещей, которые выражают подражанием, то, конечно, почитали бы большею для себя честью производить те самые вещи, чем подражать им. Но эти добрые люди, толкуя и о медицине, и о земледелии, и о государственном управлении, и о распоряжениях военных, и о других многих вещах, сами ничего такого не делают. А из этого видно, что их искусство имеет характер только забавы, придуманной для увеселения; а наука истины для них – дело стороннее. Неприложимость искусства их к делу открывается из самого свойства их стихотворений о предметах других искусств. Всякое дело находится в отношении к трем искусствам: одно пользуется им, другое совершает его, третье подражает ему. Но кто пользуется делом, тот, без сомнения, имеет о нем совершеннейшее понятие, и это понятие сообщает художнику, как должен он произвести требуемое дело. Так, например, флейтист учит мастера, работающего флейты, как должен он устроить флейту, чтобы тот мог пользоваться ею. Поэтому мастеру, поколику он судит о совершенствах и недостатках дела, следует приписать правую веру; потому что его осуждение основывается на авторитете знатока. Знание же мы приписываем единственно тому, кто благоразумно пользуется тем орудием и в совершенстве знает его природу. Но что надобно думать о подражателе? Скажем ли, что он чрез самое употребление вещей приобретает познание о том, что выражает подражанием? или, чрез обращение с людьми, знающими дело, доходит, может быть, до верного о нем мнения? Но нельзя сказать о нем ни того, ни другого, ни третьего. Свою подражательность он направляет к тому, что кажется прекрасным бессмысленной народной толпе. Итак, ясно, что пока его занятия вращаются в пределах подражания, он ничего обстоятельно не знает о том, чему подражает; а потому его подражание относится не к точной науке, а к роду занятий шуточных и увеселительных. Р. 598 Е – 602 В.