Грачи прилетели. Рассудите нас, люди

В это время в сенях хлопнула дверь. Человек, о котором думаешь часто, очень часто, является в самом деле, легок на помине. Наталья прижала руку к больно застучавшему сердцу, с тревожным ожиданием обернулась к двери.

Аребин, перешагнув порог, растерянно толкнулся назад, точно попал сюда по ошибке: ярко плеснувший свет, танцевальная музыка, шампанское на столе, Наталья в неожиданном убранстве — все это поразило его внезапностью, неправдоподобием. Наталья зашуршала платьем, приближаясь к нему, от нее веяло праздником, далеким и звонким, как юность; он улавливал тонкий, едва внятный, грустный запах духов.

Перед глазами Аребина в стремительном чередовании пронеслись картины прежней жизни: шорох автомобильных шин по мокрому асфальту, синие потоки холодного прожекторного сияния, густые толпы на Манежной площади, какие-то суматошные сборы на вечер, оживленный съезд гостей в зале, увешанном гирляндами разноцветных ламп, сладкий аромат женских волос, жаркий и волнующий шепот губ…

— Что все это значит? — едва вымолвил Аребин.

— Я знала, что вы придете, и вот… — солгала Наталья и, смеясь, пояснила: — Решила отметить день рождения, боялась провести вечер в одиночестве… Боже мой, как вы кстати, Владимир Николаевич!

Аребин посмотрел на свои руки, принужденно улыбнулся.

— Что же вы не сказали раньше? У меня и подарка нет…

— Для меня лучший подарок — вы сами. Снимайте куртку, идите, я вам полью на руки. Просто удивительно! Как это вас надоумило прийти…

— Я зашел спросить, что у вас произошло с трактористами… — Он все еще чувствовал себя стесненным. — Кондаков не обидел вас? От этого парня всего можно ожидать… — Он подставил руки под ковшик.

Наталья, сливая воду, небрежно бросила:

— Ничего особенного. Я просто показала им, как надо пахать. А Леньку Кондакова не бояться надо, а почаще говорить ему, что он хороший и добрый. На сильных и мужественных людей, даже если они и не очень умны, это действует благотворно. Я ему так именно и сказала. Он постарается теперь это доказать, до утра не уйдет с поля, а сделает все как надо…

— Вот уж не предполагал, что такие слова — «добрый» и «хороший» — вам знакомы. — Аребин вытирал руки полотенцем. — Как я заметил, обычно вы смотрите на людей вот так… — Он чопорно вздернул подбородок. — Во взгляде презрение, надменность, властность.

Наталья засмеялась.

— Если ты на них не будешь смотреть так, то они на тебя посмотрят именно так. Ненавижу неумных, жадных, жалких! Прошу к столу. — Усадив Аребина, Наталья переменила пластинку. В комнате загремели буйные и хрипящие звуки марша «Веселых ребят». — Эх, бокалов лет! — пожалела она, разливая шампанское.

Аребин приподнял граненый стакан.

— Наталья Ивановна, желаю вам счастья.

Женщина улыбнулась слабо и печально.

— Сколько раз мне желали счастья, сколько раз я за него пила, а счастья все нет и нет. Вот я и обозлилась. Что же, выпьем еще раз, а вдруг оно услышит мою мольбу и обернется ко мне? — Она выпила до дна. — Простите, иногда я чувствую себя маленькой, слабой, заброшенной, и мне хочется кому-то пожаловаться на свою судьбу.

— Жалуйтесь, — тихо сказал Аребин; он нагнулся над стаканом — боялся взглянуть на нее.

— Нет, не буду, — твердо проговорила она. — В такой день надо веселиться, а не жаловаться. — Оглушительно гремел марш, Леонид Утесов бодро выкрикивал слова: «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!» — Вы слышите, что предлагают? Петь! Хм, петь… Мне плакать хочется, а не петь… Ой, я, кажется, захмелела…

Она встала и сняла с пластинки мембрану. Сразу стало тихо, точно оборвался шум водопада.

— Выпьем за вас, Владимир Николаевич, чтобы вам здесь, в этом селе, жилось тепло и безоблачно, как дома… Скажите, только честно, не лгите: вам тягостно здесь? В Москву тянет? Раскаиваетесь, что согласились поехать?

Она смотрела ему в лицо, не мигая.

— Не знаю. Просто некогда об этом думать, честное слово.

— А я все чаще ощущаю в себе приливы ярости. — Наталья нетерпеливо постукивала пустым стаканом по столу. — Порой меня подмывает желание бушевать, бить людей по голове, кричать: «Что вы делаете! Не так надо работать, не так надо жить, а вот так! Возьмитесь же за дело со всей душой, не ленитесь, счастье, красота жизни и достаток в вас самих, в ваших руках!»

Аребин улыбнулся снисходительно.

— Я вас понимаю, Наталья Ивановна, потому что и у меня частенько появляется такое желание. Но это все не от силы, а от бессилия, от отчаяния, и это очень, очень легко. Трудней заставить человека поверить в себя, в неизбежную перемену жизни, в лучшее завтра, ради которого надо воевать сегодня. Возбудить страсть к деятельности — в этом цель нашей с вами работы и, если хотите, наши страдания… Чуть больше участия, больше любви к людям, среди которых мы живем.

— Вы правы, — согласилась Наталья. — Наблюдаю за происходящим со стороны как зритель — не очень веселый спектакль… — И усмехнулась неохотно, с грустью. — Возможно, со временем я кое-что пойму…