Граф Монте Кристо 1 часть

Franz, however, did not obey the summons till he had satisfied himself that the two men whose conversation he had overheard were at a sufficient distance to prevent his encountering them in his descent.	Франц повременил с ответом, пока оба незнакомца не отошли подальше, не желая открывать им, что они беседовали при свидетеле, который, правда, не видел их лиц, но зато не пропустил ни слова.
In ten minutes after the strangers had departed, Franz was on the road to the Piazza de Spagni, listening with studied indifference to the learned dissertation delivered by Albert, after the manner of Pliny and Calpurnius, touching the iron-pointed nets used to prevent the ferocious beasts from springing on the spectators.	Десять минут спустя Франц уже сидел в экипаже; по дороге в гостиницу он, позабыв всякую учтивость, еле слушал ученую диссертацию Альбера, который, опираясь на Плиния и Кальпурния, рассуждал о сетках с железными остриями, препятствовавших диким зверям бросаться на зрителей.
Franz let him proceed without interruption, and, in fact, did not hear what was said; he longed to be alone, and free to ponder over all that had occurred.	Франц не противоречил приятелю. Ему хотелось поскорее остаться одному и, ничем не отвлекаясь, поразмыслить о том, что он только что слышал.
One of the two men, whose mysterious meeting in the Colosseum he had so unintentionally witnessed, was an entire stranger to him, but not so the other; and though Franz had been unable to distinguish his features, from his being either wrapped in his mantle or obscured by the shadow, the tones of his voice had made too powerful an impression on him the first time he had heard them for him ever again to forget them, hear them when or where he might.	Из двух виденных им людей один был ему совершенно незнаком, но с другим дело обстояло иначе; хотя Франц не рассмотрел его лица, либо остававшегося в тени, либо закрытого плащом, но звук этого голоса так поразил его в тот раз, когда он внимал ему впервые, что он не мог не узнать его тотчас же.
It was more especially when this man was speaking in a manner half jesting, half bitter, that Franz's ear recalled most vividly the deep sonorous, yet well-pitched voice that had addressed him in the grotto of Monte Cristo, and which he heard for the second time amid the darkness and ruined grandeur of the Colosseum.	Особенно в насмешливых интонациях этого голоса было что-то резкое и металлическое, что заставило содрогнуться Франца в Колизее, как он содрогался в пещере Монте-Кристо.
And the more he thought, the more entire was his conviction, that the person who wore the mantle was no other than his former host and entertainer, "Sinbad the Sailor."	Франц ни минуты не сомневался, что этот человек не кто иной, как Синдбад-мореход.
Under any other circumstances, Franz would have found it impossible to resist his extreme curiosity to know more of so singular a personage, and with that intent have sought to renew their short acquaintance; but in the present instance, the confidential nature of the conversation he had overheard made him, with propriety, judge that his appearance at such a time would be anything but agreeable.	При любых других обстоятельствах он открыл бы свое присутствие этому человеку, пробудившему в нем сильнейшее любопытство; но слышанная им беседа была слишком интимного свойства, и он справедливо опасался, что не доставит своим появлением никакого удовольствия.
As we have seen, therefore, he permitted his former host to retire without attempting a recognition, but fully promising himself a rich indemnity for his present forbearance should chance afford him another opportunity.	Поэтому он дал Синдбаду удалиться, не остановив его, но твердо решил при следующей встрече не упускать случая.
In vain did Franz endeavor to forget the many perplexing thoughts which assailed him; in vain did he court the refreshment of sleep.	Франц был так поглощен своими мыслями, что не мог заснуть.