Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура

В свою очередь, Державин откликнулся на оба произведения Хвостова стихотворением «Волхов Кубре», напечатанным в третьей части «Друга Просвещения» за 1804 год без подписи, но с красноречивым издательским примечанием: «Хотя сия пьеса сообщена нам от графа Хвостова без имени сочинителя; но всякий легко угадывает, что она есть творение преславнаго барда, вместе Горация и Анакреона нашего» [Державин: II, 486] (намек на книгу Державина «Анакреонтические песни», вышедшую в 1804 году). За этими поэтическими любезностями между тем скрывалась принципиальная полемика (или, на современном языке, обоюдный троллинг).

В самом деле, центральной темой хвостовской оды является не столько восхваление великого барда, «наперсника» Аполлона, Горация и Анакреона, сколько сопоставление себя с ним, проведенное через сравнение двух рек – бурного Волхова и тихой Кубры:

Певец, близ Волхова живущий,И дара слов и мыслей полн,Ты видишь водопад ревущий,Удар о камни слышишь волн,Ты зришь, как нагла с ветром сила,Сорвав надежныя кормила,Суда по своевольству мчит;Корабль, противник гордый рока,

От Нота поражен жестоко,На дно падет в щепы разбит.Мне скупы жители небесныБогатых не дали даров;Мои способности безвестныНе смеют петь полубогов.Лилею блеском облеченну,Иль незабудочку смиренну,Иль воду светлого ручья,Или пастушей век щастливой,Что чужд от гордости кичливой,

Могу воспеть не громко я [там же: 12].

Здесь, как и в первых строфах оды, «бурюющему» Волхову Хвостов противопоставляет свою тихую и ясную Кубру. Само это противопоставление, представленное в форме традиционного для классической поэзии «самоумаления», как мы полагаем, было заимствовано Хвостовым из первой песни Буало, в которой истинная поэзия уподобляется ясному потоку, а не бурлящему водопаду. В переводе Хвостова:

Приятней ручеек, что по песку стремится,На розовом лужку тихохонько катится,Чем нагло в быстроте с горы ревущий ток,Который за собой уносит ил, песок[Увы, потерял сноску. – И.В.].

Иначе говоря, скрытый смысл этого речного сравнения в том, что поэзия Хвостова, может быть, не столь величественна, как державинская, но зато яснее и плавнее последней[150]. Кажется, что Державин, переводивший в свое время первую песнь Буало, прекрасно понял намек. В ответном послании от Волхова Кубре он под видом похвалы едко высмеивает стихотворение своего адресата:

Напрасно, Кубра дорогая,Поешь о славе ты моей;

Прелестна девушка, младая!Мне петь бы о красе твоей.

Во-первых, молодая была уже немолода (Хвостову в то время было почти пятьдесят лет, и в стихотворениях о Кубре он подчеркивал свой преклонный по тем временам возраст). Во-вторых, Державин иронически уклоняется здесь от воспевания «красы» прелестной девицы. В следующих стихах он противопоставляет свой образ Волхова – величественного, угрюмого, многоопытного, глубокого, богатого, национального – хвостовскому:

Хотя угрюм и важен взоромИ седина на волосах,Но редко бурями и громомВ моих бушую я лесах.Я мирный гражданин, торговый,И безпрестанно в хлопотах;За старым караваном новыйНошу лениво на плечах;

Наполнен барками, судами,На парусах и бичевой,Я русских песен голосамиУвеселяю слух лишь мой.‹…› Иль видят золотыя нивы,То пестроту цветов в лугах;То луч с серпов и кос игривыйВ муравленых горит водах.Шумящи перловы порогиИм слабо преграждают путь:Премудро, справедливо богиБогатство за труды дают [Державин: II, 304–305].