— Чёрт… — Ранзор расплылся в улыбке, обхватил Азалию рукой за шею и стал медленно душить. — В огне Анимы я видел лицо каждого человека, отмеченного кровью атлантов, а ты ведь знаешь какую цену я заплатил за эту презентацию! Та оболочка была во всех отношениях идеальной, особенно под мой репертуар, а теперь я узнаю, что ты профукала этого избранного упыря? — Ранзор вздохнул и отпустил Азалию. — Нельзя допустить, чтобы их было много, когда всё случится, но в то же время, они нужны нам, как ты этого не понимаешь?! — На эти слова Азалии нечем было возразить, согнувшись, вся пунцовая, она только кашляла.
— Прости… — Выдавил из себя Артём. Обнял Азалию, поцеловал, помог прийти в себя, и они вышли из подъезда, ожидая такси.
Предрассветная синева убывала, светлела и рассеивалась. Свет неоновых вывесок падал на безлюдный тротуар, по которому шла Анна, и поблёскивал на влажной листве аккуратно стриженных, декоративных кустов, усаженных в клумбы вдоль дороги.
В глаза бросались ряды восьмиэтажных домов из белого кирпича — призраки советского союза, которых не достать огням неона и показушной мишуре нынешней России. На своих боках эти гиганты ещё сохранили красные татуировки — символику, призывающую служить Родине, науке, искусству, спорту, партии и делу коммунизма.
Анна шла, пока город спал, усыпанный людскими муравейниками, полные дремлющих умов, талантов и гениев. Они ждут своего часа. Что же там за этими стенами жилых домов? О чём думают эти люди и чем живут? Что их гложет? После обращения Анне неистово хотелось познать каждую человеческую мысль, забрать все чувства и воспоминания, чтобы тоже пережить их и насытиться. Слиться с океаном впечатлений и утонуть в нём.
Несколько автобусных остановок, и Анна уже стояла на мосту перед водоёмом, где ветер теребил водную гладь, а недалеко от бетонного берега, что был недалеко от моста, плескались белые утки. Какое-то время Анна следила за ними, перемешивая в руке зёрнышки граната, а когда они потемнели, она стала сыпать их по одному. Каждое зёрнышко с тихим бульканьем пряталось в воду и тут же всплывало. Быстро скучковавшись, утки принялись за угощение. И пока они ели, оперение их темнело. В конце осталась лишь пара зёрен, но утки не обратили на них внимания, они закрякали друг на друга и набросились в бессильной ярости. Клевались в шею, в ноги, крылья, расклёвывали брюшко, сдирали перья, а затем плоть, и несколько минут спустя одна единственная самая большая утка доклевала корм и пала замертво.
Анна смотрела на это не отводя взгляда. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Затем она спустилась по лестнице, пересекла дорожку, огибающую водоём, и подошла к рыбаку, что сидел на газоне, под деревом перед самой водой. Пока его удочка была закинута в воду, он болтал ногами и разговаривал с любимой по телефону. Он уговаривал её приехать, а женский голосок всё отнекивался. Разговор оборвался, когда мужчина обратил внимание на Анну, как она спокойно стоит, держась рукой за растущий рядом клён, и просто дышит, после чего, без тени смущения, сбрасывает с себя всю одежду. Мужчина уже не обращал внимания на женский писк из телефонной трубки, лёгким нажатием отключив вызов и, улыбаясь, любовался Анной.
Последовали ненавязчивые комплименты голосом вкрадчивым, уверенным и соблазнительным, чуть низким, чуть бархатистым. Анна смотрела в его большие, выразительные глаза, в каких бывает хочется утонуть и навсегда влюбиться — ах этот прелестный взгляд с его правильными чертами лица, кустистыми бровями и мужественным, волевым подбородком! Мужчина поднялся, когда Анна подошла к нему, взяла его нежно за руки и впилась в губы. И он ответил на поцелуй, а когда их языки сплелись, вдруг начал вырваться, ему не понравился вкус ледяной плоти, но и поделать он уже ничего не мог. Тёмные линии вен разлились по телу и сковали его. Слюнные железы Анны впрыскивали жидкую тьму — она заполняла рот насекомыми, щекочущими язык, нёбо и дёсны своими тонкими, мохнатыми, перебегающими лапками, они залезали в глотку и спускались по пищеводу, чтобы вонзить свои ядовитые жала…
Анна отпрянула, уложила своего соблазнителя на землю и шагнула в воду, оставляя мужчину наедине с его конвульсиями. Холод обволок ступни, и в один миг вся кожа стала гусиной.